"Генри лайон Олди. Жертвы" - читать интересную книгу автора

вмешиваюсь. Пока.
- Вот и не вмешивайся! Во всяком случае, царствовать над всеми
Персеидами этот Мусорщик-Одиночка не будет - об этом я уже позаботилась!
Та, которую называли Сестрой, неожиданно умолкла. Когда она
заговорила снова, в голосе ее уже не было ни злобы, ни ярости, ни даже
властности - была усталость и просьба, почти мольба.
- Ты знаешь, Старший, мой Супруг в последнее время очень изменился.
Вот уже девять месяцев он не делит ложе ни с кем. Женщины перестали
интересовать его - и это пугает меня. Он стал раздражителен, порой мрачен
и еще более вспыльчив, чем прежде. Я не знаю причин - и боюсь узнать их.
Так что прошу тебя, Старший - оставайся в стороне, как и обещал. И еще
прошу тебя - угомони Лукавого.
- Хорошо, Сестра. Угомоню... если найду.
- Ну, мне пора...
- Да, иди. У каждого из нас - свой путь. Тебе - идти, мне -
оставаться... Только смотри, не оступись.
- Ой!
- Ну вот, я же предупреждал! Это так просто - оступиться, особенно
если дорога плохо видна...


...Когда легкие шаги и шорох осыпающихся камешков затихли в
отдалении, а багровый мрак заметно поредел, тот, кого называли Старшим,
повернулся и безошибочно ткнул пальцем в одну из ниш на бугристом теле
утеса.
- Лукавый?
Ответа не последовало.
- Ты что, решил от меня спрятаться? Снимай шлем и лети сюда. А то
Кербера кликну, пусть погоняет тебя, дурака...
В нише что-то шевельнулось - и в сумраке слабо проступило лицо, а
затем - чуть светящиеся очертания стройной фигуры Лукавого (проявившейся
несколько позже лица) и некий громоздкий предмет в его правой руке.
По-видимому, это и был пресловутый шлем.
- Великоват он мне, дядя, - пожаловался Лукавый. - Все время на нос
сползает.
- А ты б не хватал без спроса - глядишь, и не сползал бы. Ладно, шлем
пока оставь у себя. Тебе он нужнее - попадешься Арею в лапы, он с тебя три
шкуры спустит.
Лукавый презрительно хмыкнул.
- Спасибо, дядя, - чуть погодя добавил он.
- Пожалуйста. Все слышал?
- Ни единого слова. И вообще, я только что пришел.
- И что думаешь?
- Думаю? Я? Ну ты шутник, дядя...
- А чего не думаешь?
- О мачехе, что ли? Ревнует. Но и беспокоится. Только не о том, о чем
надо. Я меж людей толкусь чаще вас всех - потому и замечаю то, чего вы не
видите.
- Что именно?
- Человеческие жертвоприношения. Снова. Там, где их приносили раньше