"Джеймс Олдридж. Морской орел" - читать интересную книгу автора А бедняга Рид, славный малый, дурная голова, лежал где-то мертвый, с
вытаращенными глазами, с раскрытым ртом. Когда стемнело, Берку стало труднее идти. В темноте он не мог разглядеть козьей тропки. Он то и дело сбивался с нее и должен был ощупью искать ее снова, ползая на четвереньках. Даже и так ему приходилось волочить правую ногу. И когда он ползал, внутри у него становилось нехорошо. Он не знал этого, пока не стал на четвереньки в первый раз. Не знал, что от этого нехорошо. Когда приходится ползать на четвереньках, как-то все сдает внутри. - Плохо дело, - сказал он себе. - Если я еще раз встану на четвереньки, я пропал. Его стало клонить ко сну. Один раз он присел отдохнуть и вдруг спохватился, что заснул. Тогда он снова пошел вперед и шел до тех пор, пока не открылся перед ним склон, пересеченный неровными рядами лоз, белеющими в дымке рассвета. И это был Сан-Ксентос. Ковыляя, он пошел дальше, в поисках удобной тропы. И то находил, то сбивался опять, пока не дошел, шатаясь, точно пьяный. Дошел до самой деревни, почти обезумев, наполовину от усталости, наполовину от страха, что придется снова ползти. Это было ему страшнее всего, он ни за что не хотел больше ползти. Никогда в жизни, а теперь особенно. Он вышел на тропу, которая огибала дом на сваях. В деревне еще никто не просыпался. Даже уксусный запах вина не стоял в воздухе. Лаяли собаки, но его беспокоило, что он не чувствует этого запаха, хотя он был уверен, что деревня та самая. Он остановился на негнущихся ногах и сказал: - Как же это. Не пахнет. Совсем не пахнет. А ведь так и ударяло в нос. 3 Потом оказалось, что он едет на муле, лежа ничком поперек деревянного седла. Был уже день, и он смотрел, как Проплывают перед его глазами мелкие чешуйки сланца, круглые ямки, камешки, черная пыль; гладкие пласты, изрытые пласты, медленно, быстро, совсем останавливаясь, чередуются перед его глазами. Берк еще не вполне пришел в себя. В желудке чувствовалась тяжесть, и он догадался, что это от сыра, который ему дали в винодельческой деревушке. А больше никаких мыслей у него не было. Мула вели два критянина. Они вышли в путь ранним утром и уже устали. Один был тот самый, седой критянин. Другой - хозяин мула. Мул был диктейской породы, лучшей на Крите. Они шли впереди, у самой морды мула, и разговаривали. - Кто, по-твоему, называется австралийцем? - спрашивал хозяин мула. - А по-твоему, кто? - откликался седой критянин. - Тот, кто говорит на австралийском языке. - И кто в Австралии на свет народился. - А на каком языке говорят австралос ? - Не знаю. Мы не должны очень придираться. - Кто это придирается? Мул чей - мой или не мой? - А при чем тут австралийский язык? - Ничего ты не понимаешь. - Хозяин мула был в большом волнении. - Он все оценит. Не беспокойся, - сказал седой. |
|
|