"Джеймс Олдридж. Морской орел" - читать интересную книгу автора

на что-то. И кувырнулся вниз, и фляга, которую он до сих пор бессмысленно
держал в руке, описав в воздухе изящную плавную дугу, упала и разбилась
вдребезги, в двух шагах от его головы.
Потом он снова встал, упираясь каблуками в землю, чтобы как-нибудь
преодолеть слепую силу собственной тяжести, увлекавшую его вниз. Он увидел
густую кущу кленов и стал карабкаться к ней.
Ему вслед стреляли, и он слышал, как свинец ударялся о дерево и
расщеплял его с треском, отдававшимся в густых ветвях. Его не тянуло
оглянуться назад, потому что все это касалось только его одного. Что сталось
с высоким Ридом, он не знал, и его не тянуло узнать или оглянуться, потому
что во всем мире реальным и значащим было только это одно. Идти, подвигаться
вперед, выбираться к черту отсюда.
Раздумывать тут было не о чем. Он знал, что нужно опять взобраться
наверх. Они спустятся сюда за ним. И будут рыскать по кленовой роще, пока не
найдут его.
Но им его не найти. Он взберется наверх. Туда, откуда шел. Только это
теперь нелегко. Я ранен, думал он. Не в ногу. И не в грудь. В задницу, и
оттого я не могу двигать ногой от бедра, а в боку у меня словно дизель
работает.
Он двинулся к опушке кленовой рощи скачками, потому что правая нога не
сгибалась, и бежать было нельзя. Но он не останавливался и скоро очутился
опять на голом склоне Юктас, в поисках тропы, ведущей вверх. Но кругом были
только отвесные скалы, которые загораживали путь.
Вдруг он увидел внизу узенькую белую полоску тропы, терявшуюся в
кленовой роще. Раз она ведет вниз, значит, спускается откуда-то сверху. И он
пополз наискось вниз, к замеченной тропе. И, добравшись до нее, свернул
направо и пустился по ней вверх. Вверх, в сумасбродной надежде, что она
выведет его на ту тропу, по которой он спускался сюда. Что он отыщет дорогу
к деревне, где ему дали хлеб. Надо же ему деваться куда-нибудь, раз он ранен
и из раны течет кровь. Вот говорят, кровь горячая. А ему холодно от нее.
Он пошел медленнее. Он довольно высоко взобрался, и можно было не
бежать. Теперь он то и дело оглядывался назад, но знал, что они едва ли
найдут его, если только он будет все время подниматься вверх.
Вверх.
Он вдруг подумал о высоком Риде. Он понимал, что заставило Рида
побежать очертя голову. Но это очень глупо, даже если боишься. Все боятся,
но только тот, кто умеет одолеть свой страх, не попадет из-за него в беду.
Не бояться, это значит просто уметь одолеть страх в себе. И тогда не
побежишь вот так очертя голову. Не побеги Рид, все бы, может быть, обошлось.
А так едва ли он ушел живым. Скорей всего они настигли его на той тропе.
Скорей всего он так и бежал вниз по той тропе, и они настигли его там, где
она сворачивала в лес. Бедняга Рид. Не батрачить ему больше на ферме в
родном краю. Придется там, на ферме, управляться без него. Вниз бросился. И
я тоже, но как. Одно мгновение, и я уже был внизу. А теперь я снова
взбираюсь наверх и не скоро спущусь опять, из-за этой окоченевшей ноги. Вот
что выходит, когда слишком погорячишься. Но когда идешь на такое, трудно не
горячиться. А теперь я должен отыскать деревню, где живет этот медведь, этот
седой критский медведь. А дальше куда? Почем я знаю. Как еще обойдется с
ногой. Бедняга Рид. Славный малый, дурная голова.
И он все шел вверх по козьей тропке, ступая твердо, хотя и с трудом.