"Булат Окуджава. Новенький как с иголочки " - читать интересную книгу автора

- Да снимите же, наконец, пиджак!
- Ничего, - говорит он. - Это даже полезно.
Работа подходит к концу. Ребята копают молча. У меня спина болит и шея
горит от пота. Ничего, ничего, сейчас - все... Зачем я ковыряюсь в этой
земле?.. А вот затем и ковыряюсь... Зачем же... А вот затем... А у этой
зеленая слеза на реснице висела... Ерунда... Все - люди, только петушатся
иногда...
- Абношкина жаль, - шепотом говорит Шулейкин. - Они на него все
навалились.
- Им бы только давай-давай, - громко говорит Коля Зимосадов.
- Тише, тише, - говорит Шулейкин. - Да никого же нету, - улыбается Гена
Дергунов.
Неладное с Абношкиным. Я видел его позавчера. Он еле поздоровался со
мной.
- Как здоровье? - спросил я.
- А вот как, - прохрипел он и пошел прочь.
Неладное с ним что-то.
- Так ведь и затравить недолго, - говорю я.
- Тише, тише, - просит Шулейкин. Кончим копать - пойду к Абношкину.
Попрощаюсь. Хорошие слова какие-нибудь ему скажу.
- Все, - говорит Шулейкин и утаптывает землю у столба.
- А еще проведем дорогу, - говорит Ваня Цыганков. - Камнем выложим.
Мы идем к Серене купаться. Мы спускаемся к ней гуськом. Серена
ослепительно зеленая. Она извивается. Она зарывается в прибрежные кусты,
словно сама жары боится.
- А где же Михаил Андреевич? - говорю я.
Шулейкина нет.
- А он со всеми не купается, - говорит Ваня Цыганков. - Он один всегда.
Вон там, за поворотом, его место.
Я понимаю... Был директором. Командовал. Теперь, после всего, с
мальчишками в воду лезть...
Я плыву за поворот. Осторожно вылезаю. Прячусь за куст. Мне хорошо
видно, как Шулейкин ныряет. Потом он вылезает на берег. Скачет на одной
ноге... Конечно, разве поскачешь перед мальчишками?.. Он хорошо сложен.
Невысок, коренаст... "Мишка из-под сохи"... А в волейбол играть не умеет. Он
ложится на траву. Закрывает глаза. Я смотрю и ничего не понимаю: вместо
правой руки - что-то лиловое, бесформенное, страшное... Веточка из-под моей
ноги падает в воду. Шулейкин вскакивает и быстро натягивает рубаху. И
смотрит по сторонам...
Почему он не дал Виташе по шее, когда тот потешался над его рукой? Так
вот оно что!.. Шулейкин, Шулейкин...
Что ж ты свои раны бережешь? Почему не бряцаешь ими? Только и знаешь,
что пытаешься обнять себя самого...
И вдруг звон, похожий на далекий трамвайный звонок, раздается над рекой
и стихает.
Зовет. Зовет меня. Ждет... И красный листок какой-то лежит на траве,
словно красный вагон, остановившийся на последней остановке где-то в лесу...
Шулейкин медленно уходит вверх, в поселок. Он все время оглядывается.
Черный пиджак его мелькает среди зеленых ветвей.
Я иду по дороге в Васильевку. Птицы кричат над самой головой. Из оврага