"Булат Окуджава. Новенький как с иголочки " - читать интересную книгу автора

черный. И эти слова: "Ваша ученица"... Ученица...
Чему я успел научить ее за несколько месяцев? Читать стихи нараспев?
- Багреева, почему ты в пол смотришь?
- Я не в пол.
- Смотри прямо, перед собой. Читай вот так:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей...
Вот так. Это вдохновенно надо читать.
- Я читаю...
- A y нас в программе этого нету, - говорит кто-то.
Программа? Откуда им известно это слово?! Это в программе, а это не в
программе... Не выходите за рамки программы... Я ведь говорил, что учитель
из меня не получится. Я не могу читать без конца "Я памятник себе
воздвиг...". Я не воздвигал. Он тоже не воздвигал. Он шутил. Не делайте
серьезных физиономий! А вам, чудаки, зачем эта программа? Учитесь говорить о
любви вот так, в перерывах между школой и работой в хлеву. Торопитесь нам
немного отпущено.
- Давайте дополним программу, а? - смеюсь я.
А они молчат.
- Тот, кто составлял эту программу, никогда никого в жизни не любил...
Они молчат. И лица у них неподвижны. Но что-то все-таки теплится в
глазах.
- Он был ханжа. Он думал, что он бессмертен, и не торопился...
- А что такое ханжа?
- Вера, неужели тебе не нравятся эти стихи?
Она торопливо проводит красными пальцами по отворотам пиджака, и с
трудом поднимает голову, и смотрит на меня. Одно мгновение.
...Шулейкин говорит мне в учительской:
- Вы там, в классе, своевольничаете.
- Я хочу их разбудить...
- Скажите пожалуйста!
- Я хочу...
- А может быть, вам только кажется, что они спят?
...И снова:
Но пусть она вас больше не тревожит...
И красные пальцы замирают на груди. Теперь она смотрит в окно. Дрожат
мохнатые ресницы.
Я не хочу печалить вас ничем.
А была ли счастлива та, кому посвящались эти стихи? Или она равнодушно
тряхнула плечиком? Или словам нужно пожить и состариться, чтобы они
приобрели смысл? Может быть, им стоило большого труда выкарабкаться из
альбома и пойти по свету?
Снег идет.
- Зажгите лампу.
Меднолицые мои ученики плавно приближаются ко мне из полумрака классной
комнаты. Ко мне, ко мне... Они плывут в бесшумных своих лодках, и
красноватое пламя освещает их лица. И я, словно Бог, учу их простым словам,
самым первым и самым значительным.
Ты проговори, Маша Калашкина, эти слова своему лохматому трактористу,
когда он поведет тебя в клуб... Вот уж он удивится! Ты даже покажешься ему