"Булат Окуджава. Зал ожидания (Стихи) " - читать интересную книгу автора

сорняки, и стих расцветет, заблагоухает, словно цветок. Итак, ликвидировать
запятые - и точка! Думается мне, "новаторство" подобного рода возникает
тогда, когда сказать читателю нечего. И невдомек искателям "суперноваций",
что предмет искусства - это не карьер, полезные ископаемые которого могут в
какой-то момент иссякнуть совсем. Сила жизни - в ее бесконечной мудрой
самообновля-емости. Художник-старатель, обладающий повышенной чуткостью к
движению бытия, всегда найдет драгоценные крупицы нового там, где
посредственность, стремящаяся к сиюминутному успеху, старается вмиг схватить
золотой слиток. Вот такие мысли возникли у меня при чтении новой книги
Булата Окуджавы. Стихи его как будто просты и непритязательны. Но про него,
пожалуй, не скажешь словами нашего гениального современника: "в конце нельзя
не впасть, как в ересь, в неслыханную простоту". Мне кажется, Б. Окуджава и
начал прямо "с конца", с этой "ереси" и продолжает ей быть верным всегда.
Как-то, когда зашла речь о модном в некоторых кругах постмодернизме, поэт
обмолвился: "Термины тут вовсе ни при чем. Главное, чтоб был талант". В
словах его, клянусь, не было ни доли гордыни. Человек он удивительно
скромный, и грандиозная слава, похоже, ему даже мешает. С каким смущением
воспринимал он приветствия знаменитостей на торжествах по случаю своего
70-летия. Что же до заключительного слова юбиляра, то оно вообще было
уникальным. Смущенный, он как бы насильно был вытолкнут бурей юбилея на
середину сцены. Поблагодарил всех разом и обронил в заключение: "Простите,
но все это мне глубоко чуждо". И виновато развел руками. Сряд ли случайно
книга, вбирающая в себя прежде всего новые произведения, написанные совсем
недавно (но также и родившиеся ранее, но не опубликованные пока), начинается
стихотворением "Нынче я живу отшельником,/меж осинником и ельником". Так
сказать, вдали от мирской суеты, от шума городского... От шума городского?
Позвольте, а как же "Арбат- мой дом"!? Ведь Окуджава издавна сыскал себе
известность как поэт города и город его -а это не только Москва, но и Париж,
Варшава, Лондон, акварельные образы которых встают со страниц книги,- не
подавляет человека. Как тут не вспомнить хотя бы троллейбус, последний,
случайный, который, снимает боль, "что скворчонком стучала в виске"? Да,
были времена, когда боль излечивала такая вот поездка. Но, похоже, для
нынешних жестких времен нужны новые лекарства. Добрая, человеколюбивая муза
Окуджавы посуровела. Словно бы ушла в себя, не видя в окружающем мире той
моральной опоры, на которой основывалась раньше. "Ничего, что поздняя
поверка./ /Все, что заработал, то твое./Жалко лишь, что родина померкла,/что
бы там ни пели про нее". "Ребята, нас предали снова". "Вымирает мое
поколение..." Мотив неизбежного ухода, включение образов античной мифологии
(река Стикс, Харон, перевозящий "на ту сторону") усиливают драматическое
звучание многих стихов. Трагической силы этот мотив, естественно, достигает
в том случае, когда уход незаурядной личности явно преждевремен и связан с
обстоятельствами непримиримой борьбы в обществе ("Памяти Алеся Адамовича").
Да, но как все-таки с отшельничеством? И было ли оно, если в прямом, не
иносказательном смысле уединившись от друзей, поэт постоянно носит их образы
в своем сердце? В новой книге, как и прежде, много стихов "адресных": В.
Некрасову и Д. Самойлову, И. Лиснянской и Р. Рождественскому, Ю. Мориц и Б.
Чичибабину, пану Ольбрыхскому... Трезво глядя в глаза суровой правде жизни,
лирический герой ни на минуту не может выключиться из атмосферы
катастрофического кризиса, охватившего страну. В книге удивительно
сочетаются самые разнообразные жанровые и стилевые разновидности лирики: