"Булат Шалвович Окуджава. Будь здоров, школяр " - читать интересную книгу автора

- Ээээ! - И сам смеется.
И капелька, не удержавшись на кончике носа, летит на землю.
И комбат говорит, посерьезнев:
- Отдыхайте. Все. Вечером будем работать. И уходит.
Вечером опять ничего. Я просил ее заходить на батарею. Для чего она
придет? Для чего? Что ей здесь делать? Как в парк пригласил: "Приходите,
погуляем". Если бы она видела мои руки, покрытые шрамами и мозолями, руки
мои в заусенцах, руки мои, которые отмыть невозможно, так въелась в кожу
копоть... Я скажу ей: "Послушай, давай без фокусов. Ты ведь видишь все, ты
ведь понимаешь. Ну давай просто: ты и я. Чтоб я знал, что ты ко мне идешь.
Пусть все видят. Ну давай, а? Послушай, мы ведь с тобой одногодки. Ведь это
же ерунда, что мужчина обязательно должен быть старше. Я ведь тебя давно
знаю, давно-давно. Ну, пожалуйста, не делай вид, что тебе все равно. Я знаю,
что ты это от смущения посмеиваешься надо мной". И когда я буду это
говорить, выйдет белая луна, и снег заискрится, и никого кругом не будет, и
обмотки мои будут не видны. [378]
- Ты чего не отдыхаешь? - спрашивает Коля Гринченко. Ну что мне
сказать?
А я вчера с Ниночкой договорился. Сегодня придет.
- Врешь ты все, Коля, - облегченно говорю я. - Как же ты врешь!
- Поглядишь, - говорит он. - Лови момент.
Коля стоит передо мной. От него пахнет одеколоном. Побрился. Побрился?
Неужели придет? Пуда, конечно, она же смеялась, а я...
Вот над немецкими траншеями взвивается ракета белая-белая. Где-то
одиноко и грустно стучит и смолкает пулемет.
Коля Гринченко покуривает в кулак. Улыбается.
- Да, а Ниночка сейчас придет. Побеседуем.
- Она ведь замужем, - говорю я, - ничего у тебя не выйдет.
Он улыбается. И покуривает. Потом отходит в сторону. И молчит. Раз
молчит, значит, правда. Значит, она придет. Дурак я, дурак. Просил,
унижался. А ведь надо так, как Гринченко говорил. Да, надо так. Обнять,
прижать, чтобы косточки хрустнули, чтобы слова не могла вымолвить, чтобы
почувствовала: вот мужчина! Это им нравится. Это. А разговоры... кому они
нужны? Ах ты, Нина сероглазая! Я теперь знаю, что тебе сказать...
За блиндажом урчит "виллис". И слышится женский смех. И я вижу, как
Коля бросается туда. Приехала! И я слышу голос ее:
- Здравствуй, здравствуй. А улыбочка-то, улыбочка! Невозможно устоять.
А я вот в гости к вам. На минуточку. Упросила майора, чтоб с собой взял. Вот
вы как живете! Смотри пожалуйста, и немцы рядом! Чего ж ты, Коля, молчишь?
Как будто и войны нет - такой ты щеголь, Коля. И бриться успеваешь. А у вас
тут мальчик есть, черноглазенький такой, он-то где?
- Какой еще черноглазенький? - спрашивает Гринченко.
- Ну такой, черноглазенький. [379]
Я слышу ее тихий смех. Она хорошо смеется. Подойти? А почему я должен
подойти? А почему это обязательно про меня? Вот и Гургенидзе - черноглазый.
И комбат - черноглазый...
Темный тонкий ее силуэт выплывает из-за блиндажа. Словно темная луна.
Остановилась и слегка покачивается:
- Вот ты где, воин... Посидим покурим, а?
Она подходит, подходит, подходит...