"Бен Окри. Голодная дорога " - читать интересную книгу автора

видимых на то причин, словно бросая в воздух незаконченную загадку, сказал:
- Когда я умру, никто не увидит моего тела.
Воцарилась глубокомысленная тишина. Мама разразилась слезами и выбежала
из комнаты. Две женщины пошли за ней. Папа в мрачном настроении начал много
пить и затем вдруг запел прекрасным голосом. Впервые в жизни я услышал
глубокие ноты грусти в его мощном голосе. Продолжая петь, он наклонился ко
мне и поднял меня в воздух, а потом прижал к себе. В его глазах были видны
кровавые прожилки. Он дал мне свой стакан и, сделав пару глотков, я сразу
захмелел. Папа опустил меня на стул, вышел наружу и пришел с Мамой на руках.
Мамины глаза были влажными. Папа прижал ее к себе, они танцевали, и
собрание, умиленное их примирением, пропело им песню.
Пока комната сотрясалась от обрывочного барабанного стука по столу,
синкопированных ритмов, голосов, музыки бутылок и общего разгула, к нам
заявился фотограф с соседней улицы, в своей белой шляпе. Его звали Джеремия.
На его лице была жидкая бородка, и, казалось, все его хорошо знали. Он тут
же стал объектом для шуток. Одни высмеивали его чувство времени, поскольку
он пропустил вкуснейшего кабана, который только что бегал среди леса. Другие
убеждали его поскорее снять белую шляпу и напиться со всеми как можно
быстрее. Женщины хотели узнать, почему он не принес с собой камеру. Он ушел
и вскоре пришел с камерой, все быстро закончили танцы и поспешили сбиться в
кружок для групповой фотографии. Мужчины боролись за самые выгодные места.
Старик, утверждая свое право приоритета, позировал впереди всей группы.
Женщины выходили привести себя в порядок и возвращались, нарушая расстановку
фотографа. Мама взяла меня на руки, и вместе с Папой мы расположились сразу
за стариком. Фотограф, устанавливая свою камеру, давал много инструкций. Он
ходил взад и вперед, заставляя нас наклонять головы. Он заставил Папу
скрестить ноги, Маму - держать шею под неудобным углом, а меня - изобразить
достаточно придурковатую улыбку на лице. После всех проволочек, фотограф
пустился представлять свой собственный набор драматических поз. Он приседал
к полу, вставал на цыпочки, на колени, взбирался на стул и даже пытался
имитировать орла в полете. Он изрядно припадал к бутылке с пивом.
Покачиваясь, наклоняясь назад и сверкая глазами, он велел нам сказать:
- Сы-ы-ы-р!
Пока мы играли с этим словом, обыгрывая его на все лады, фотограф
сделал первый снимок. Когда камера дала вспышку в виде причудливого
всполоха, из яркого света явились призраки и, ошеломленные, растаяли у ног
фотографа. Я вскрикнул. Все засмеялись. Фотограф сделал пять групповых
снимков, и призраки падали к его ногам, в изумлении от вспышек. Когда он
понес в свою студию камеру, призраки последовали за ним. Когда он вернулся,
их уже с ним не было. Фотограф присоединился к буйной пирушке и сильно
накачался.
Через некоторое время объявился лендлорд. Толпа поприветствовала его.
Маме пришлось приготовить еду. Папа пошел покупать новую выпивку в кредит.
Меня тискали и подбрасывали в воздух, пока у меня не заболели ребра, и все
молились за меня. Фотографу вновь пришлось идти за камерой.
После важничанья и множества таинственных приготовлений, словно перед
сеансом магии, фотограф поднял камеру. Он находился в окружении маленьких
призраков и духов. Они вскарабкивались друг на дружку, чтобы поближе
рассмотреть его инструмент. Они были так очарованы камерой, что взобрались
на самого фотографа, сидели на его руках и стояли у него на голове. Фотограф