"Николай Сергеевич Оганесов. Играем в 'Спринт' (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Я готов был удовлетворить ее любопытство и извлек из сумки книгу, на
которую делал главную ставку.
- Литературой случайно не увлекаетесь? Продаю вот...
Нина недоверчиво посмотрела на увесистый том в буром с позолотой
переплете, и я, пользуясь моментом, перешел в наступление:
- Не упускайте случай, девушка. Это уникальное издание! "История
крестовых походов". Слышали когда-нибудь? Единственный в своем роде
экземпляр. Берите, не пожалеете. Правда, у меня только второй том, но...
минуточку... вы только послушайте... - Я раскрыл фолиант на заранее
отмеченной странице, где речь шла о легендарном Ричарде Львиное Сердце, и,
подражая манере профессиональных чтецов, с расстановкой начал: - "Король
Ричард, возвращаясь в свое отечество, сел на корабль и направил путь прямо
в Германию. Пристав к одной гавани, он отправился оттуда, переодетый,
сухим путем и, проходя через Австрию, был преследуем лазутчиками и узнан.
Чтобы лучше скрыть себя, он переоделся слугой и нанялся на кухню
помощником. Но один из лазутчиков узнал Ричарда и уведомил о том Герцога.
Был послан сильный отряд конных воинов, чтобы схватить короля..." Ну как?
Захватывающая история, правда? Только не говорите, что вам неинтересно,
чем закончился этот средневековый вестерн... Серьезно, девушка, покупайте,
пользуйтесь случаем. Другой может не представиться...
Я ничего не знал о характере Кузнецовой, о ее интересах, вкусах и
наклонностях, не знал, что ей нравится, а что нет, и потому действовал
вслепую. Отсюда и книга, купленная накануне в букинистическом, - более
удачного предлога для знакомства я не нашел, ведь Нина как-никак работала
в библиотеке.
- Ну что, хотите посмотреть?
Она неуверенно пожала плечами.
Ричард Львиное Сердце выдавал себя за слугу. А вот за кого выдавал
себя я? За спекулянта? Хиппового оболтуса, путешествующего по стране без
копейки в кармане? За попавшего в беду человека? В моем положении любая из
перечисленных ролей могла оказаться выигрышной.
- Смотрите внимательней. - Я с подчеркнутой осторожностью протянул
книгу. - И обратите внимание на год издания.
Нина взяла том, в нерешительности подержала его в руках, потом
положила на колени и раскрыла на титульном листе.
- Тысяча восемьсот двадцать третий! - заглядывая ей через плечо,
прокомментировал я. - Представляете?! Эту книгу вполне мог держать в руках
Пушкин. Не верите? Напрасно. Тиражи были маленькие, какая-то жалкая сотня
экземпляров. И дата подходящая. Только подумайте: в двадцать третьем
Пушкин еще молодой человек, Гоголь - совсем мальчик, а Толстого - великого
Толстого! - и вовсе на свете не было!
Столбик пепла с ее сигареты сорвался и рассыпался по странице.
- Ой, извините. - Она поспешно сдула пепел.
- Ничего, - снисходительно успокоил я. - Понимаю ваше волнение и
потому не тороплю. Зрите и восторгайтесь!
- Но зачем вы ее продаете? - удивилась Нина. - Это же действительно
большая редкость.
- Большая, - поддакнул я, радуясь наметившемуся в разговоре перелому.
- И вам не жаль с ней расставаться?
Прозвучавшие в ее голосе интонации я истолковал по-своему. Надежда,