"Владимир Федорович Одоевский. Русские ночи" - читать интересную книгу автора

престол его, где его царственная трапеза, сомневается в ее существовании?
Странное зрелище представляют и наука и искусство - или, лучше сказать,
что мы осмеливаемся называть наукою и искусством. Целые жизни проходят не в
изучении их, а в том, чтоб найти, как им изучиться. Они, может быть,
предохраняют человека от некоторых заблуждений, - но не питают его. Они
похожи на повязку, которой ленивая нянька обвила голову ребенка, чтоб он,
падая, не проломил себе черепа; но эта повязка не спасает от частых падений,
она не предохраняет тела от болезней и - что всего важнее - нимало не
способствует его органическому развитию.
И что же? в темном мире человеческого знания те, которые рвутся в
глубину, встречают лишь загадки; те, которые довольствуются внешнею корою,
переходят от мечты к мечте, от заблуждения к заблуждению; те, которым и эта
внешняя кора недоступна, т. е. простолюдины, с каждым днем приближаются к
скотскому состоянию; мудрейший умеет только стонать и плакать на кладбище
человеческих мыслей!
А между тем наша планета стареет, безостановочно ходит равнодушный
маятник времени и каждым размахом увлекает в пучину века и народы. Природа
дряхлеет; испуганная, приподнимает она перед человеком свое тяжелое
покрывало, показывает ему свои трепещущие мышцы, морщины, врезавшиеся в
лицо, и взывает к человеку; стонут ее песчаные степи, помертвелые от его
удаления; зовет его водная стихия, вытесненная из недр земли коралловыми
островами; развалины безыменных народов рассказывают страшную повесть о том,
какая казнь ожидает беззаботную лень человека, допустившего природу
опередить себя. Громко и беспрерывно природа взывает к силе человека: без
силы человека нет жизни в природе.
Мгновения дороги. А еще есть люди, которые спорят между собою о своей
силе, о дневных заботах, как спорили византийские царедворцы во время
нашествия варваров! Они сбирают свои скудельные сосуды, любуются ими, ценят
и торгуют, - но уже у ворот неистовый враг: уже колеблются утлые здания
древней науки; уже грозит им палящий огонь, и скоро тучи холодного праха
взовьются над ее чертогами. Ниспадут они, - ничтожество поглотит все, чем
гордилось могущество человека..."
Вот какие мечты тревожили друзей моих. - Эта иеремиада {17}
продолжается довольно долго; не бойтесь, я не буду читать ее всю, но
постараюсь передать вам иное вполне, иное экстрактом - только то, что нужно,
дабы объяснить точку зрения моих духоиспытателей.
Фауст читал:
"Между тем восставали перед нами видения прошедшего, рядами проходили
мимо нас святые мужи, заклавшие жизнь свою на алтаре бескорыстного знания, -
мужи, которых высокие мысли, как блистательные кометы, разнеслись по всем
сферам природы и хоть на мгновение озарили их ярким светом. Неужели труды,
бдения, жизнь этих мужей были пустою насмешкою судьбы над человечеством?
Сохранились предания: когда человек был в самом деле царем природы; когда
каждая тварь слушалась его голоса, потому что он умел назвать ее; когда все
силы природы, как покорные рабы, пресмыкались у ног человека; неужели в
самом деле человечество совратилось с истинного пути своего и быстро,
своевольно стремится к своей погибели?"
Знаете ли, к чему, наконец, этот долгий путь привел моих мечтателей? -
Выведенные из терпения этой громадой загадок, которые являются человеку при
развитии всякой мысли, они наконец спросили: