"Виталий Обедин. Витязь князя Владимира (фрагмент)" - читать интересную книгу автора

усиливающих пластин и нагрудника (такая только от косого или скользящего
удара убережет) - видно, воин берет сноровкой, да быстротой.
- Бросай оружие, Варяжко! И пусть твои люди бросают. Останитесь живыми.
Мое слово!
А там уже князь решит, как ему с вами поступить. - безусый хохотнул. -
В Киеве и решит. Стольный град-то поди наш уже!
Старший роднинец коротко и смачно ругнулся, помянув отца Владимира.
Воин был в таком злобном отчаянии, что напрочь позабыл, кем приходится
родитель Новгородца самому Ярополку. Варяжко еще раз обвел взглядом
владимирскую семерку. Чуть заметно дрогнула грудь, выпуская тяжкий вздох.
Нет шансов. Верная смерть! Все семеро - как на подбор (хотя, почему вообще
"как"?) - крепкие, мускулистые, здоровые парни. Семь молодых острозубых
волков, не привыкших упускать добычу. Вполне достаточно даже на такого
матерого лося, как он. Позади него Мстивой аккуратным медленным движением
положил меч на луку седла и поднял пустые руки. Боярин облизнул враз ставшие
сухими и ломкими губы.
- И кто же будет хвастать, в Киеве, что сумел полонить самого Варяжко
Ратмирича, прозванного за удалые дела Лихим?
Безусый заулыбался еще шире ("Как только морда не треснет!... А глаза
холодные и мышцы на руках - напружены" - машинально отметил боярин).
- Марышко, Паранов сын! Витязь князя Владимира, верный слуга и
названный брат молодого Лешака Леонтьевича, или, как его иначе кличут, Алеши
Поповича! Уж поверь... Лихой, многие проиграть мне за честь почитают!
- Что ж... - растягивая последние отмеренные Долей секунды, выговорил
Варяжко. - Может быть ты и прав....
Сухо треснули рога чуть приспущенных луков, но каленые наконечники
стрел продолжали целить в варяжков навороп, и натяга тетивы было достаточно,
чтобы прошить их кольчуги насквозь. То были тяжелые дальнобойные луки, а
стелы оканчивались узкими ребристыми наконечниками, предназначенные
распарывать кольчужную сетку и глубоко утопать в горячих мышцах.
- ...может быть... - выделяя голосом фразу, повторил боярин.
Это был сигнал, и все его поняли: и люди Варяжко, в пружинном
напряжении ожидавшие приказа командира, и люди Владимира, чутко
прислушивавшиеся к разговору. Но первые - на секунду раньше. Мстивой резко
дернул рукой, из рукава вылетел узкий метательный нож с гладкой костяной
рукоятью. На мимолетное мгновенье эта рукоять удобно легла в ладонь, ладно
пристроилась - рука взлетала в ползамаха для броска - и тут же рассталась с
умелыми пальцами. Тут же загудели, впиваясь в воздух, распластывая его,
тетивы, сбрасывая с деревянных лежищ прямые древки остроклювых стрел.
Варяжко вскинул круглый, окованный по краю бронзой щит.
Почти сразу со змеиной быстротой прянули обе сулицы Марышко...
За этот короткий миг, полный напряженного, стремительно
раскручивающегося действия для двенадцати молодых людей произошло
непередаваемо много.
Старший из роднинской тройки, не издав ни звука, повалился на шею своей
лошади, ломая уткнувшееся в тело - аккурат чуть повыше нагрудника - древко.
Его товарищ глухо вскрикнул, не в силах стерпеть боль: он успел прикрыться
щитом, но стрела, выпущенная из мощного боевого лука, прошибла оборонь
насквозь, пригвоздив и щит, и руку под ним к боку воина. Получил свою
зазубрину и верный Мстивой. Едва нож вылетел из распрямившейся в выверенном