"Виталий Обедин. Волчий пасынок: путь к сухому морю [F]" - читать интересную книгу автора

Канна ). Но кроме смутных полупьяных рассказов, на треть, а зачастую
и больше, посвященных восхвалению собственной удали и отваги, им
нечем было удостоверить меня в своей правдивости.
Слушая караванщика Гай осторожно улыбнулся.
- Мне тоже нечем. - неожиданно странным, притихшим голосом
сказал он.
Нахмурившись, Табиб пристально вгляделся в лицо Волчьего
Пасынка и ему невольно показалось, что серо-стальные глаза
оборотня-меченосца подернулись невидимой пеленой воспоминания.
- Что там, в Песках? - спросил Осане. - Ты можешь рассказать
мне об этом, тур-атта?
- Там? Там Пески. Смерть. Чудо. И Призраки. - все тем же
голосом, со странной полуулыбкой, прилипшей к губам ответил Гай.
- Призраки? Что они делают?
- Они танцуют. В Песках. Кружат в танце. Появляются слева,
справа - повсюду вокруг тебя. - с каждым словом голос Волчьего
Пасынка слабел, глаза мутнели, теряя свою ясность и холодную остроту
стальных наконечников, и казалось, что рассказывая он сам себя
погружает в некий гипнотический транс. - Ты видишь их, но не можешь
понять, что именно ты видишь. А потом ты начинаешь слышать музыку
под которую они танцуют. Человеку нельзя слышать такую музыку...
потому что еще позже ты начинаешь понимать, почему почти никто не
возвращается...
Начальник караванной стражи превратился в слух.
- Почему? - затаив дыхание, спросил он, не отрывая горящего
взгляда от задурманенных глаз Канны.
Волчий Пасынок вдруг вздрогнул, встряхнулся всем телом, словно
мокрый пес ( волк ? ) вытрясающий воду из своей шерсти. Глаза его
вновь приобрели ясность и остроту копейных наконечников. И, с
глубочайшим разочарованием, Табиб Осане понял, что тайну Коричневых
Песков, тайну, известную быть может только этому странному юноше,
пришедшему с северо-запада, узнать ему так и не доведется.
- Говорить об этом нельзя. - извиняющимся, но непреклонным
голосом произнес Гай, лихорадочно растирая виски. - Это тайна
Коричневых Песков. Они хранят ее. И я должен хранить тоже. Как и все
те, немногие, кто нашел в себе силы не остаться там. Это трудно...
нет, просто нельзя объяснить... Все равно как носить магическую
печать в голове, в памяти. Взломаешь ее - и выпустишь Нечто, с чем
тебе не удастся справится. Никогда. Даже сейчас, когда я говорю все
это, я слышу эхо музыки, под которую кружатся Танцующие, и... Хватит
об этом! Я не хочу возвращаться туда даже мыслями. Это пугает меня,
а я ... не умею боятся.
Табиб Осане потер челюсть, укалываясь о жесткую бороду и
пробормотал, уставившись в перевернутое дно пиалы.
- Для человека должно быть непереносимой пыткой владеть
сокровенной тайной и не сметь никому, даже самому себе рассказать
ее... Это мучительно.
- Не думаю. - спокойно сказал Канна. - Меня не тянет
исповедываться.
Начальнику караванной стражи почудился в этих словах Волчьего