"Патрик О'Лири. Невозможная птица" - читать интересную книгу автора

Дэниел думал о своём брате Майке, когда услышал, что ребёнок плачет.
- Папа!
Он потерялся в снегопаде, засыпавшем его детройтский дом. Хлопья снега
окрашивались жёлтым светом, льющимся с веранды. Он смотрел, как они ложатся
на серебристый верх его нового быстроходного "вольво". Дэниел видел
собственное отражение в окне гостиной - полноватый лысеющий средних лет
человек в голубой пижаме, в ленноновских очках, сидящий на стуле с книжкой в
руке. Рот полуоткрыт, и видны слегка выпирающие передние зубы. Затем, глядя
сквозь своё отражение, Дэниел уловил видение квантового мира. Его тело было
заполнено мятущейся массой снежных хлопьев, субатомных частиц,
существовавших по отдельности, но создававших впечатление целого - словно
сгусток тёмной материи, который осветили внезапно каким-то неизвестным науке
лучом - плотных как туман, лениво перемещающихся по произвольным орбитам.
Словно они существуют в собственном времени и не зависят от гравитации.
Перед тем как плач ребёнка встряхнул его, выведя из транса, он
размышлял о том, что все сказки начинаются с повседневной жизни. Они кажутся
нам чем-то необычным только из-за того, что действие, как правило,
помещается в далёкое от нас прошлое. Но в действительности повествование
начинается со вполне земной реальности, обыденного мира со вполне
определёнными значениями вещей, пока в ход событий не встревают приключения
и чудеса.
Подумав о чудесах, он вспомнил кое-что из сказанного его братом Майком
в последний из его нечастых визитов - или "вторжений", как Дэниел и его жена
(но её не было с ним) привыкли их воспринимать. И действительно, Майк был
скорее напряжённым разрушительным явлением, чем человеком. Режиссёр
коммерческих роликов, победитель многочисленных конкурсов, отчаянная голова.
Он был настолько богат, что мог себе позволить постоянно жить в отелях. И
тем не менее он был из тех, кто воровал полотенца и шампуни из номера: "Они
включены в счёт!"
Майк требовал внимания. Он истощал. Он вносил возмущение. Так же, как
созерцание субатомного мира возмущало ткань реальности, превращая её
составляющие из частиц в волны и обратно. Подобно некоему богу, давно
умершему, невидимому или безразличному - каким Дэниел привык его считать, -
который мог бы изменить вселенную, просто уделив ей вежливое внимание; мог
бы, если бы ему было угодно, превратить падающие хлопья снега в мятные
леденцы.
Вот это было бы чудом.
С самого детства жизнь Майка и Дэниела была сплошным затянувшимся
спором. Что-то такое было между ними, что никак не могло быть разрешено, что
надо было постоянно мусолить, пересматривать, снова и снова извлекать на
свет божий и потом заново подавлять. Но странное дело: если бы у них
спросили, о чем они спорят, - они не смогли бы сказать. Действительный
объект их споров никогда не выходил наружу, но всегда имелся в виду,
выражался кодом. Они словно кружили вокруг какого-то запрещённого слова,
слова столь ужасного, что его нельзя было произнести. Ибо, раз сказав, его
уже нельзя было бы взять обратно, и оно висело бы над ними в воздухе, как
топор, воткнутый в потолочную балку, который в любой момент может
высвободиться, упасть им на головы и причинить вред одному из них или обоим
вместе. Вроде бы в какой-то старой сказке было что-то подобное? Столь
могущественным, столь тёмным было это несказанное слово, столь запретной