"и другие "Овсяная и прочая сетевая мелочь за лето-осень 2003 г." (Сборник)" - читать интересную книгу автора

- это длинноухие лисы. Вот кто такие зайки. Зайка - это трехлетка в
детском саду на празднике Hового года. Зайка - это гражданин, экономящий
пятачки своих эмоций на следующий месяц. Зайка - это вон тот дядька,
боящийся соседки, застукавшей его в объятьях товарища по партии. Зайка -
это вон та тетка, сомневающаяся в наличии кошелька в сумке. Зайка - это
вон тот мужичонка, который, чтобы тетка не волновалась так сильно за свой
кошелек, заботливо переложил его в свой карман. Вот кто такие зайки. И мы
с тобой тоже зайки. Только я - Сивая Лошадь, а ты - Существо, которым я
сейчас брежу и с которым брожу по периметру канализационного люка.
- Hадеюсь, ты не драматург? А то медузы вот-вот протухнут.

И мы сели на крышку люка и стали руками давить медузьи трупики.
Склизкие остатки медуз текли меж пальцев. И нам стало спокойно на душе, и
мы запели русскую народную песню про мороз.

==========================================================================
Oleg Docenko 2:5020/400 26 Jun 03 06:49:00
Татьяна Краюшкина

Искусная безыскусственность

Искусная безыскусственность так и становится прозой, срывающей с
прохожих остатки манжет, зайчики монет, летящих из кармана - мимо
наркомана - в приют сигарет нищего. Белые стихи испачкались в грязи. Их
хихи покрылись язвою, одной на всех, как ватное равно рваное одеяло,
которым укрывались в детстве все сестры кокетства. Кокетство иногда
вваливалось в духоту, как вваливается на улицу через открытую форточку
пар, желая запарить всех до изнеможения или выпарить хоть полтора цыпленка
из цемента собственной безыскусственности.
Кокетство было тем самым кремом, сцепляющим останки одной части жизни с
другой, а иногда и с жизнью другого, той самой ласточкиной слюной из
гнезда. А еще были поезда. Они ехали направо или налево (почему-то в
основном налево).
Это был их обычный маршрут. Только поезда никогда не возвращались. Это
были всегда разные поезда. Hа одном из этих поездов духота и работала
машинисткой.
Ровно один рейс. Вернее, она совмещала сразу две должности - машинистки
и машиниста. Это был такой поезд, в котором не было кнопочек управления, а
были лишь кнопочки печатной машинки. Hо духота привыкла печатать на
клавиатуре компьютера, потому и уволилась. Подушечкам ее пальцев было
странно долбиться в немую затяженность клавиш печатной машинки. Да и
маникюр мог попортиться. Да и вообще что бы она стала делать с этим
цыпленком и его второй половиной (головой или парой мерзнущих февральских
ножек). Поэтому и на цементный завод работать не пошла.
Штрихи, становясь штрипками, подчеркивали изящество ее пяток, как
майские листОчки, становясь лИсточками, конструктивно концентрировали
взгляд на ее груди. Ёжику нравилась ее грудь.
Туман внезапно рассеялся, и в Цикламеновой роще, где была нора духоты,
стало биться море. Сперва казалось, что оно бьется головой о берег,
раскаиваясь или пытаясь вспомнить, где оставило ключи от вчерашних