"Сергей Нуриев. Идолов не кантовать " - читать интересную книгу автора

- Чего?
- С определенным местом жительства Потап Мамай.
- А, не слыхал, - откровенно сказал старик, скручивая козью ножку. -
Значит, ничего живешь? А меня вот не сажают. Третью зиму маюсь, в тюрьму
по-человечьи посадить не могут.
- Воровать пробовал? - участливо спросил Потап.
- А как же! Только щас на копейку украдешь, а морду набьют на целый
рубель.
- Потерпевшие бьют?
- Какие там потерпевшие! - горестно отмахнулся Бруевич. - Воры ж и
бьют. Воров щас больше, чем потерпевших, понимаешь.
- А президента материть пробовал?
- Кто ж за это посадит!
Мамай задумчиво посмотрел на огромную пыльную люстру.
- Ничего, - проговорил он, - ничего, когда я стану президентом -
приходи, помогу.
- Чем же ты мне поможешь?
- В тюрьму посажу.
- Вот спасибо, - поблагодарил бомж, укладываясь, - приду.
- А пока жениться тебе надо, фиктивно. Чтоб прописка была. Прописка
будет - тогда посадят.
- Это верно. Меня первый раз с пропиской сажали.
Помолчали.
- И за что ж ты срок мотал? - полюбопытствовал Потап с
настороженностью, какую обычно испытывают люди несудимые к судимым.
Старик подложил под голову свой картуз и охотно ответил:
- Статья двести двадцать четыре-прим, а вторая ходка - по двести
четырнадцатой.
- Занятие бродяжничеством или попрошайничеством либо ведение иного
паразитического образа жизни - от одного года до двух лет, - быстро
проговорил Потап Мамай, проявив тем самым недюжинные познания Уголовного
кодекса. - А вот двести двадцать четыре-прим что-то не вспомню.
- Незаконное занятие каратэ, - подсказал Бруевич, - до двух лет.
- Да ну! Чтоб за такое сажали!
- А отчего бы и нет? Раз есть статья - значит, кому-то надо по ней
сидеть.
- Так ты, значит, каратист? - спросил Мамай, не скрывая сарказма.
- Конечно ж, каратист, - подумав, рассудил бомж, - зазря ж не посадят.
Но теперь я с этим делом завязал. А вообще-то я бомж. А ты тут проездом или
по делу?
- Проездом по делу, - сказал Потап, потеряв интерес к беседе. -
Родственника одного ищу. Спать давай.
Спрятав лицо в воротник, будущий президент вскоре уснул. Старик еще
долго ворочался в углу, тайком курил и размышлял о прописке и связанных с
ней приятных последствиях.
Свистнув, восьмичасовая электричка унеслась в сторону областного
центра. Мамай открыл глаза, потянулся и, переступив через спящего Бруевича,
бодро направился к выходу. На перроне он обратил особое внимание на памятник
Ленину, придирчиво осмотрел его со всех боков и, явно удовлетворенный,
ринулся в город.