"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

Анатолий Шаршавин, не переставая, стучал ключом. Страшное творилось на
палубе. В эфир непрерывно летели донесения капитана, которые то и дело
приносил Юра Прошин. Он клал на стол перед радистом коротенькие записки от
Качаравы, наспех написанные карандашом, и снова убегал, По этим сводкам
Анатолий мог судить о том, что происходит на [93] судне, как идет бой. Дела
обстояли плохо, но экипаж дрался отчаянно до последнего. Анатолий крепче
прижимал наушники, чтобы не так был слышен грохот сражения, но в наушниках
трещало, как во время раскатов грома. Анатолий не был уверен, что каждую
посланную им радиограмму точно приняли в Диксоне: связь ухудшилась. Одно из
сообщений командира было: "Идем на сближение!"
"Значит, все кончено. Сибиряковцы погибнут, но как герои". Эта мысль
заставляла Анатолия работать с утроенной энергией. "Надо, чтобы о мужестве
экипажа стало известно как можно больше". Запросы на корабль шли отовсюду, с
разных кораблей: сибиряковцев подбадривали, восхищались их отвагой, но было
ясно - с ними прощались, хотя и не говорили об этом. Вдруг он уловил
"голос", который больше всего хотел услышать. Анатолий узнал - это Нина. Она
откликнулась на зов, но, видно, не получила ответа: сигналы Анатолия
перестали доходить до Тикси. Радист слышал стук ключа, который передавал
тревогу девушки: "Почему молчите? Прием, прием..."
Анатолий понял: "Сибиряков" стал немым. Неужели он так и не сумеет
передать Нине то, что не успел сказать во время последней короткой встречи?
И тут наперекор логике, не отдавая отчета, что его не слышат, он заработал
ключом: "Прощай, Нина, люблю..."
А голос из эфира по-прежнему взывал: "Почему молчите? Прием, прием..."
Огромной силы взрыв оглушил Шаршавина. Вражеский снаряд ударил в
соседнее помещение, и несколько осколков прошили тонкую переборку
радиорубки. К счастью, ни один из них не причинил вреда радисту. Анатолий
очнулся и вновь приник к наушникам: в них что-то трещало. Потом он отчетливо
различил вызов: снова запрашивал Диксон. Анатолий схватился за ключ. Он
сделал это машинально, так как перед этим связь была только односторонняя. И
вдруг неожиданно "Сибиряков" заговорил, Диксон услышал его. Анатолий
поспешил передать последнюю радиограмму капитана. Тут же стал принимать
ответ, последние слова с родной земли. Связь [94] снова оборвалась, и на
этот раз окончательно. Анатолий выбежал из радиорубки и поднялся на
командный мостик.
- Товарищ командир, радиостанция не работает, - подбежал он к
Качараве, - связь прервана.
- Передал последнюю радиограмму?
- Да, успел, что-то произошло, и нас услышали. Потом Диксон ответил, -
радист протянул Качараве измятый бланк.
"Родина не забудет ваш подвиг..." - большими пляшущими буквами вывел
Шаршавин. И тут Качарава понял все, понял, почему так настойчиво лез на
грот-мачту секретарь партийной организации.
- Товарищ командир, - подбежал Кузнецов, - как быть с документами?
- Немедленно уничтожить, и в первую очередь секретные.
На полу маленькой каюты, где помещалась секретная часть, горел костер.
Михаил Кузнецов, плача от едкого дыма, по листику вырывал из папок документы
и бросал их в огонь. Бумагу жадно схватывало пламя, листки краснели, потом
чернели и рассыпались серым пеплом. Так папку за папкой Кузнецов уничтожил