"Л.Новиков, А.Тараданин. Сказание о 'Сибирякове' " - читать интересную книгу автора

удостоверение. Через минуту девушка протянула сложенный вчетверо листок
телеграммы. Раскрыл, часто-часто застучало сердце, к горлу подкатился комок.
- Спасибо, - хрипло поблагодарил он девушку за окошком. Сделал резкий
шаг по направлению к выходу, но тут же отдернул ногу и снова начал осторожно
вдоль стенки пробираться к двери. Уборщица распрямилась, с благодарностью
посмотрела на человека в военной форме: на щеках моряка она увидела капельки
слез.
Элимелах медленно брел к пристани. Он пытался восстановить в памяти
лицо матери и почему-то не мог. Ясно видел только ее карие глаза с добрыми
морщинками вокруг, а все остальное неуловимо расплывалось.
Телеграмма брата была краткой: "От земляка узнал, что маму немцы
расстреляли. Отомстим".
Элимелах опустился на какой-то ящик и невидящими глазами смотрел перед
собой. Потом, как в тумане, различил черный борт корабля, не отдавая себе
отчета, прочитал: "А. Сибиряков".
Надо идти. Зелик Абрамович достал платок, тщательно вытер лицо и
твердым шагом направился к судну. В эту минуту он вспомнил слова, сказанные
Анной Кирилловной: "Не должен сын слез материнских видеть. Тоже ведь солдат,
воевать идет". И, будто эхо этих удивительных слов простой поморской
женщины, сознание полоснула короткая, как военная команда, мысль: "Не должен
видеть экипаж слез комиссара". [30]
Испытание характеров
Занималось утро. Растаял ночной туман. Солнце, еще недавно светившее
тускло, будто сквозь марлю, теперь ожило, заулыбалось. Косые его лучи
вырвались из облачных расщелин. Теплоход "Двина" шел навстречу Новому Свету.
Советские моряки всматривались в даль. Приближение земли чувствовалось во
всем: чаще стали попадаться суда - белоснежные лайнеры, черные как
трубочисты сухогрузы, неторопливые самоходные баржи. Над судном закружили
чайки. Впереди Америка!
Вот она уже видна. В утренней дымке все яснее проступали серые
очертания крутых, как скалы, строений. Они увеличивались в размерах,
надвигались, давили своей угрюмой тяжестью. Нью-Йорк. Утро только что
коснулось мягким светом его стен, и город не успел потушить ночные огни,
будто его застали врасплох. Небоскребы не знали затемнения: война шла на
другом континенте.
Словно из глубины морской, поднялась и предстала перед советскими
моряками каменная громада статуи Свободы. Каменно-равнодушным взглядом
встречает она корабли.
Теперь моряки видели ее широкую спину, обращенную к Соединенным Штатам.
- Свобода, выходит, позади нас осталась, - услышал насмешливый голос
капитан Иван Васильевич Пиир. Рядом стоял заместитель политрука Павел
Алексеевич Филев. Эта фраза вывела старого моряка из раздумья.
- Да, - ответил он, помедлив, - выходит. - И добавил: - Вот мы и в
Америке. Вон ее первый представитель, - капитан указал на маленький юркий
катер, который шел навстречу "Двине".
Американский лоцман, дюжий парень в рубахе защитного цвета, с рукавами,
засученными по локоть, быстро взбежал по трапу. [31]
Бесконечны линии причалов нью-йоркского порта. Судно обступил лес
корабельных стрел и мачт.
Вскоре появились портовые власти и врач. Морякам пришлось выполнить