"Алексей Новиков-Прибой "Поход" (Цусима. Кн. 1)" - читать интересную книгу автора

самого адмирала.
Поэтому Рожественский благоволил к нему, а он, пользуясь этим,
подводил иногда не только командиров судов, но и своих товарищей.
В штабе служили еще флагманский штурман - полковник Филипповский,
корабельный инженер Политовский и другие. А капитан 2-го ранга Курош был
отчислен еще в Кронштадте.
Из всех штабных чинов самой яркой личностью являлся старший
флаг-офицер, артиллерист по специальности, лейтенант Свенторжецкий. Наряду
со знанием своего дела и опытностью, он, этот мужчина средних лет,
крепкого телосложения, круглолицый, черноусый, с головой, гладко
обточенной нолевой машинкой, обладал еще твердым характером. Это
чувствовалось ив его речи, резкой и обрывистой, иногда безапелляционной,
когда он был уверен в своей правоте. Держался он скромно, но в то же время
независимо и с достоинством.
Таких офицеров, как Семенов и Леонтьев, он избегал и почти не
разговаривал с ними. Непосредственный его начальник. - Клапье-де-Колонг -
постепенно превращался в исполнителя его решений. Даже такой самодур, как
Рожественский, не позволял себе распекать Свенторжецкого.
- Ну, а как адмирал чувствует себя? - спросил я, обращаясь к Устинову.
- Натворил бед и теперь злится на весь мир. Только Семенов да
Свенторжецкий более смело держатся с ним. А остальные штабные дрожат перед
ним, словно в лихоманке. Хороший барин с лакеями обещается лучше, чем он
со своими помощниками. Достается и командиру броненосца, и всем судовым
офицерам, и команде. Стоит только появиться ему на палубе, как все матросы
разбегаются и прячутся по разным закоулкам, словно от Змея-Горыныча. А уж
про сигнальщиков нечего и говорить. К концу плавания, их, вероятно, всех
придется отправить в психиатрическую больницу. Недавно одного из них так
трахнул биноклем по голове, что снесли его в лазарет.
Возвращаясь на свой броненосец, я еще раз благодарил судьбу, что
Рожественский плавает не с нами.
Рано утром 19 октября первый отряд броненосцев с транспортом
"Анадырь" снялся с якоря, чтобы покинуть Виго. Пока мы не вышли из бухты,
нас провожали на шлюпках испанцы, посылая нам приветствия криками и
взмахами шляп и платочков. В море наши суда построились в две кильватерные
колонны и взяли направление на Танжер.
Вслед за нами пошли четыре английских крейсера. До этого они
скрывались в соседней бухте и нарочно поджидали нас. Теперь они неотступно
следовали за нашим отрядом. Ночью, чтобы определить наш курс, крейсеры
проходили под носом "Суворова", шли в створе огней наших судов и потом
отходили на фланги.
Через сутки число их увеличилось до десяти. Действия крейсеров стали
еще более вызывающими. Ночью они приближались к нам до двух-трех
кабельтовых, а днем держались не далее двух миль. Они выстраивались то с
одной, то с другой стороны нашего отряда, то шли фронтом впереди нас, то
заходили назад. Иногда охватывали нас полукругом и конвоировали, как
арестантов.
Мичман Воробейчик, глядя на английские суда, возмущался:
- Вот, мерзавцы, что делают! Потопить бы их, и больше ничего! Ведь
это же наглость!
Я себе представлял, как, вероятно, рвет и мечет Рожественский от