"Геннадий Новожилов. Московский Бисэй " - читать интересную книгу автора

добавила: - Непутевый.
У Кости даже рот приоткрылся. Он силился разглядеть в цыганке нечто
потустороннее. Смуглое лицо, пестрый платок с узлом на виске, большие
серьги, монисто из нанизанных на шнурок монет. Дальше какие-то пятна:
зеленое, красное, черное - цыганка как цыганка.
Вдруг она повернулась и пошла сквозь кусты к обрыву. Остановилась,
обернулась и погрозила пальцем:
- Поменьше бы тут шалил. Очень она огорчается.
И продолжала свой путь. Костя сорвался с места - и за ней:
- Стойте, тут обрыв!
Ломая ветки, он достиг обрыва, но никакой цыганки не увидел.
Возникшая от неприятного сна тревога немного утихла. Выбрав из пачки
украденных меню книжечку с золотым тиснением "Савой", Костя уселся
завтракать. Он почитывал названия блюд и тянул чаек из большой синей кружки
с желтым именем "КОСТЯ". Холодильник был пуст, но это было кстати: вчерашние
перегрузки не давали проснуться аппетиту.
- Акантология! - ни к селу ни к городу громко произнес Костя. Он обожал
произносить вычитанные из словарей мудреные слова. И так же громко, как
иногда разговаривают сами с собой одиноко живущие, себе же разъяснил: - Это,
сударь, острословие, едкая насмешка или остроумное выражение. А вы, мон шер,
что подумали?
Захлопнув меню, встал, потянулся и пошел к двери. Подхватил кейс и
плащ, затворил за собою дверь с висящей на ней картонкой с корявой надписью:
"Оташла на 15 мин.".
Дверные створки трамвая лязгнули перед носом.
- Открой! - помахал Костя водителю.
Тощий водитель поднял подбородок, отвернулся и тронул трамвай.
- Акефал хренов! - разозлился Костя и ударил кулаком по отъезжающему
вагону.
- Извините мою назойливость, молодой человек, - прикоснулся к
Костиному рукаву интеллигентный старичок в панаме; внешний вид старичка
говорил о нем как о несчастном, коему не нашлось местечка на последних
отплывающих из Новороссийска к турецким берегам транспортах барона
Врангеля, - кем вы окрестили этого малосимпатичного вагоновожатого?
- Безголовым недоноском назвал я этого гнусного водителя конки, ваше
степенство! - отрапортовал Костя.
- Благодарю вас, - просиял старичок и, приподняв панаму, поклонился.
Просиявший старичок, пока не подошел следующий трамвай, все покачивал
головкой, а Костя, поглядывая на старичка косвенным взглядом, как бы про
себя напевал: "Боже, царя храни!"
Привратником в киностудии служил бритый наголо великан преклонного
возраста. На войне его сильно контузило, и оттого он имел странности,
например, умел спать с открытыми глазами. И вот он сидит за своей конторкой
и куда-то смотрит, будто думу думает. Так можно бы предположить, если бы он
не всхрапывал. Его звали Мокеем. Он, как апостол Петр пред райскими вратами,
ведал ключами от студийных помещений.
Костя вошел и тихонько взял висящий на деревянной груше ключ. Мокей
всхрапнул, глаза его ожили.
- А? - встрепенулся он.
- Ты, Мокей, главное дело, дрыхни дальше, - ответил на ходу Костя.