"Владимир Новиков. Типичный Петров (Любовное чтиво) " - читать интересную книгу автора

интимнее и доверительнее. Так наша близость ровным слоем размазывалась бы по
жизни - твоей и моей, смягчая жесткую обыденность, делая ее добрее и
вкуснее.
И не понадобились бы тогда все эти нервы, поезда, гостиницы, прогулки с
неминуемыми прощаньями, стоны и слезы, угрызения и сожаления. Не пришлось бы
так мучительно вжиматься друг в друга, не должен был бы я напрягаться всеми
глазами, губами и ноздрями, чтобы снять с тебя как можно более точную копию
и потом с болью извлекать ее из тайника памяти и грустить, грустить... Вот
такой ценой куплена эта моя с тобой непонятная, со всех точек зрения
неправильная и ненужная, но такая физически ощутимая связь.
Время от времени дергаю протянутую между нами веревочку, чувствую
натяжение на другом ее конце и - начинаю с тобой беседовать.
Мысленно, конечно, но иногда вдруг и вслух что-то вырвется, особенно на
ходу: "Да, это было потрясающе!" Или: "Ну зачем ты тогда это брякнула!" Или:
"Как хорошо, что ты мне это успела сказать!" Сейчас такие разговоры не
пугают других прохожих: они думают, что мужик просто надел на ухо динамик с
микрофоном и соединил его при помощи проводка с мобильником, лежащим в
кармане.
Воображаемые беседы переплелись, перепутались с реальными. Это,
конечно, что-то типа сумасшествия. Вот уже больше года я рассказываю тебе
обо всем, что со мной происходит, и придумываю твои ответные реплики по тому
или иному поводу.
Если мы все-таки еще встретимся с тобой... Очень может быть, что ты
меня просто не поймешь. Я буду думать, что ты это знаешь, а для тебя
окажутся в новинку какие-то истории, факты, подробности... Я стану нервно
напоминать: ведь ты же сама мне говорила...
Понимаешь, какая штука получилась. Есть ты и ты. Первая "ты" - женщина
очень близкая и обнаженная, целованная на протяжении нескольких
сладко-мучительных месяцев прошлого года. Вторая "ты" - это женщина далекая,
одетая и целуемая мной уже целый год лишь в воображении.
Моя память и душа стремятся теперь соединить эти две женские фигурки.
Хочешь не хочешь, а слушай, моя красавица! Слушай весь мой бред... Ведь и ты
можешь в ответ грузить меня своими проблемами. А я всегда готов
посочувствовать, да еще и мысленно поцеловать тебя... Не скажу куда.
Вечер. Возвращаюсь домой после очередных переговоров с очередными
партнерами на Выборгской стороне. Пешком. Вот уже и Литейный мост.
Холодная Нева молчит, а я излагаю тебе и себе новую версию нашей с
тобой первой встречи. Основательно так, со всей предысторией. Куда теперь
спешить? Теперь уже медлить пора. Значит, так: июнь был, две тыщи третьего
года...
...Никуда я тогда ездить не собирался. Моя Беатриса
сидела-лежала-ходила дома, лекции в университете уже кончились, и вся ее
утренняя свежесть доставалась не студентам, а мне. Публичной жизнью она
начинала жить часам к шести-семи и обыкновенно возвращалась домой на машине:
то ее подвозил какой-нибудь участник долгого философского вечера, то просто
частник. Я подолгу стаивал у окна нашего ампирного дома и высматривал,
откуда появится ее экипаж
- с Фонтанки или с Гороховой по Семеновскому мосту. Больше же всего мне
нравилось, когда Бета опускалась до демократичного метро.
Телефонная трель, а за ней еще более звонкий звук: