"Дмитрий Новиков. Комплекс полноценности " - читать интересную книгу автора

пьян...
Встреча с Родиной всегда любовна и тревожна, потому что она - как злая
мать, может приласкать легонько, а может и по затылку хлопнуть со всей силы:
"Что, сука, нажрался устриц, сейчас дерьмо будешь жрать!" Неделя без нее, и
расслабишься весь, размякнешь душой, забудешь, как нужно жить
добропорядочному волку - бежать, чутко по сторонам оглядываясь, проворонил -
уже кусок ноги отгрызли, а тут сам зарычал, увидел слабого, зубами щелкнул -
глядишь, сегодня сыт. Быстро весь нежный жирок с мозгов рассасывается.
Один приятель мой, друг детства, уехал жить в Америку, через пять лет
приехал навестить родные края. Все забыл, слова неправильно произносит,
водку пить совсем разучился. Всему удивляется и иронизировать пытается.
"Что-то, - говорит - дороги у вас тут не слишком ровные, да знаки на них
неумно поставлены". А ему из толпы встречающих полушутя-полусерьезно по шее:
"Это твоя Родина, сынок!" Мы тогда его встречали в Питере и везли домой на
машине. Едем, а он рассказывает, как все его спрашивали, не страшно ли в
Россию ехать, вот и путч там недавно был. А он эдак смело всем отвечал:
"Еду, мол, из танков по Белому дому пострелять". Только сказал - на дороге
пост, люди с автоматами, бронетранспортер стоит. Машут нам: останавливайся!
Вот тут-то он и перепугался, вцепился пальцами в стекло, спрашивает тонким
голоском: "Что это?" А мы ему: "Хотел пострелять, щас постреляем". Самое
смешное, что поверил всерьез, еле разговорили его потом, сидел,
нахохлившись, километров сто. Видимо, о планах своих жизненных размышлял,
чуть не порушенных, шокирует их это очень - когда стройный план всей
прекрасной и сытой жизни рушится. А мы уже привыкли, нам хоть кол на голове.
Хотел стать учителем - сейчас таксист, копил всю жизнь на пенсию - теперь
бич и бомж в одном лице, думал о духовном, литературой увлекался, вдруг
напрягся, стал миллионером, потом расслабился чуть-чуть, жесткости недодал -
можно опять о духовном рассуждать, если, конечно, жив остался. Интересная
жизнь у нас, хищная, кругом протоплазма кипит. И имя народу нашему
правильное - не русские, а волки-пауни.
Вот и я за неделю обмяк душой, вышел из аэропорта и сразу чуть по уху
не получил от какого-то родимого, затем менты документы проверили с
пристрастием - и все, я опять в тонусе.
И поехал я домой. А вокруг серым-серо в моей стране. И в деревнях те же
избы покосившиеся, что и сто лет назад. И яркие плакаты самсунгов и
мерседесов сами по себе ярки своими неземными красками, а баба в телогрейке
с пустыми ведрами сама собой за водой пошла. И народ, жаждущий опохмелиться,
продает тут же, рядом, украденную в чужих погребах картошку и ни о какой
яркости бытия не помышляет. И все вокруг уныло, печально, мокро, и непонятно
совсем, что же нашли мы на этой жалкой земле, зачем живем здесь, зачем
возвращаемся сюда из благополучного далека. И вот здесь, на этой точке
печали и отчаянья, в очередной, тысячный раз вдруг понимаешь, находишь
ответы на свои вопросы: потому что это - наша земля, потому что печаль и
отчаянье лишь разные стороны Великой Любви, которая без них и не любовь
вовсе, а так, сладкая водичка, потому что любовь детским пуховым одеялом
покрывает всю нашу территорию, на которой добра стало меньше, доброта почти
совсем исчезла, а любви здесь нескончаемо, любви и страсти к жизни, ко всей
ее напряженности и непонятности; потому что только здесь, у нас, обожжешь
горло стаканом спирта и бежишь мимо косых заборов незнамо куда по морозу
тридцатиградусному, небо звездное над тобой, и плачешь в голос от