"Наталья Новаш. "Сочинения Бихевайля"" - читать интересную книгу автора

который вот-вот улетит в самое сердце бури.
Я упал. В жесткий и обжигающий снег лицом. И она подала мне руку -
мягкую маленькую ладонь ребенка.
Мы бежали, падали и поднимались снова. "Кто и зачем не хотел, чтобы
человек стал богом? Тот, кто стать им не может в жажде властвовать над
другими!" - шептал я яростно, пробираясь сквозь снег, засыпавший
гигантским сугробом защищенный от ветра склон холма. И когда спуск
кончился, она перевела дыхание и сквозь вой бури прокричала в самое
ухо: "Здесь!", - протягивая свободный конец веревки. Мы привязались к
каменному столбу - кем и когда поставленному здесь, в этой дали?
Задрожала земля. Отдаленный раскат звука, от которого стекла в окнах
раскалываются, как льдинки, и глохнут люди, накатывался с чудовищной
быстротой. Это было "эхо Пурги". Мы были в самом центре урагана.
Она приложила руки к моим вискам - и звук стал тише. Но я знал: "Не
видать мне гордую Эчелейн. Никогда не закончить мне мой многолетний
труд, и формулы Бихевайля будут мне не нужны..."
Я знал, что спасения не бывает - для тех, кто попал в самое "сердце
бури". Если вихрь не поднимет в небо, как оголяет он лик земли,
убьет ледяным дыханием "зверь пурги" - как замораживает все живое.
Алые живые строки всплыли перед глазами:
"Только верящий может знать, что станет непобедим".
"Только способному победить дается вера в непобедимость".
Чьи-то руки положили мне на грудь книгу. Я почувствовал внутреннее
тепло во всем теле, вдруг согревшемся до кончиков несгибавшихся
пальцев. Изобретение Бихевайля... Источник каких-то токов, придуманный
им для тех, кто побеждал пургу.
Я помнил все до последнего часа, только перед рассветом приснилась
мне Эчелейн. Она сидела на камне среди голубых снегов, и утренний свет
золотил ее рыжие волосы под разорванным капюшоном. Она сидела спиной
ко мне и тоже смотрела туда, куда шла дорога. Там, на холме, снег
растаял, и на опушке леса стоял старинный каменный дом. И старый дуб,
отряхивая с листьев снег, зеленел над крышей.
Когда я открыл глаза, шел второй час солнцестояния. Я лежал на бурой
траве. Сквозь старую ее щетину пробивалась зеленая седина.
Я увидел лес на холме. Это были сосны, древние, как планета,
оставшиеся на старых фресках. Они шумели в одном дне пути от города.
Я увидел дом на опушке леса, и отряхивающие с веток снег дубы затеняли
его зеленой листвой. И там, на проталине, у нагретой солнцем стены,
цвели на грядке белые цветы кали, выпускавшие свой бутон только раз
через триста шестьдесят с лишним солнцестояний!
Веревка привязывала меня к столбу, стоявшему среди голубых снегов. И
та, что сидела спиной ко мне на камне, чьи рыжие волосы, выбившиеся
из-под рваного капюшона, горели огнем на солнце, повернула ко мне
лицо.
Я почувствовал себя стариком и мальчишкой, я радостно рассмеялся
своей недогадливости... Эчелейн была на нее похожа.
- Пойдем, - сказала она, указывая рукой на дом у опушки леса, - ты
прочтешь сочинения Бихевайля.