"Амели Нотомб. Серная кислота" - читать интересную книгу автора

Либо жест Здены не ускользнет от камеры, и СКЗ-114 ждет наказание - она
предпочитала не думать, какого рода.
Либо жест Здены от камеры ускользнет, и в этом случае СКЗ-114
предпочитала не думать, какого рода благодарности потребует от нее
надзирательница.
Между тем она медленно умирала от голода. Ужасно было лишиться, да еще
по собственной воле, плитки шоколада, одна мысль о которой сводила ее с ума.
Однако она на это пошла, не найдя другого решения.
Случилось так, что МДА-802 заметила маневр Здены. И пришла в
негодование.
В перерыве она принялась шепотом бранить Паннонику:
- Как вы смеете отвергать пищу?
- Это касается только меня, МДА-802.
- Нет, не только вас. Этим шоколадом вы могли бы поделиться с нами.
- Что ж, пойдите и возьмите у надзирателя Здены сами.
- Вы же отлично знаете, что ее интересуете только вы.
- Незавидная привилегия, вам не кажется?
- Не кажется. Мы все были бы счастливы получить плитку шоколада от кого
угодно.
- Какой ценой, МДА-802?
- Любой ценой, какую вы назначите, СКЗ-114.
Она отошла, вне себя от бешенства.
Панноника задумалась. МДА-802 по-своему права. Да, она повела себя как
эгоистка. "Любой ценой, какую вы назначите" - конечно же должен существовать
способ принять шоколад и при этом не уронить себя.


* * *

Здена не умела выражать свои мысли, как ЭРЖ-327. Однако процессы,
происходившие у нее в голове, были, по сути, те же. Чувство отвращения, о
котором он говорил Паннонике, она знала хорошо. И испытывала его порой так
остро, что нашла для него это самое слово.
С ранних лет, когда люди принижали ее или принижали в ее присутствии
что-то им непонятное, когда бессмысленно уничтожали нечто красивое,
выставляли кого-то на посмешище ради того, чтобы повеселить компанию, и
находя грязное удовольствие в том, чтобы опускаться до свинства, Здена
ощущала стойкий дискомфорт, который ее мозг назвал отвращением.
Она привыкла жить рядом с этими неизбежными мерзостями, говоря себе,
что так устроен мир, и даже сама в них участвовала, пытаясь доказать, что не
всегда является лишь их жертвой. Она считала, что лучше вызывать тошноту у
других, чем испытывать ее самой.
Иногда, очень-очень редко, отвращение покидало ее. Когда она слушала
музыку, казавшуюся ей прекрасной, когда выходила на воздух из душного
помещения и холодный ветер щедро бил ей в лицо или когда тяжесть от
обжорства за праздничным столом таяла в терпком вкусе вина. И это было
больше, чем просто передышка: отвращение вдруг оборачивалось своей
противоположностью, для которой не существовало имени, это не назовешь тягой
к чему-то или влечением, это было в тысячу раз сильнее - словно вера во
что-то необъятное стремительно разрасталась в ней, так что глаза готовы были