"Ганс Эрих Носсак. Дело д'Артеза" - читать интересную книгу автора

случае, извиняет его раздражительность. Вдобавок д'Артез, как артист,
владел не только каждым своим жестом, но и лицом, придавая ему по желанию
любое выражение. Правильнее было бы сказать, лишая его всякого выражения,
ибо этим как раз объясняется эффект, который он производил. Глядя на
исполняемые им сценки, зритель никогда не знал, смеяться ему надлежит или
содрогаться от ужаса, и, только когда в зале вспыхивал нервный смешок, он
смеялся вместе с остальными. В рецензии на одну из пантомим д'Артеза
говорилось, что зритель невольно задается вопросом, какое же лицо делает
д'Артез поутру, вставая, или ночью, ложась в постель. А что же, несколько
высокопарно вопрошал критик, выражает это лицо, когда его обладатель
оказывается наедине с женщиной, возбуждающей его желание?
Нескромный вопрос журналиста был не столь уж неуместен. По рассказам
Ламбера, д'Артез, приехав во Франкфурт по случаю кончины матери, спросил
его:
- Какое нужно сделать лицо, стоя у гроба матери?
В записи или прочтении это звучит цинично, но у друзей вошло в
обыкновение вполне серьезно обсуждать подобные вопросы.
- И это спрашиваешь ты? - возразил Ламбер.
- Когда вокруг стоят люди, это не шутка. А вот когда остаешься с
мертвецом один на один, что тогда?
Как разыграл он эту сцену в действительности, можно сообщить уже
сейчас. Д'Артез описал ее потом своему другу.
- Так вот, встретила меня экономка, ветхая старушонка в парике, но
бойкая на язык. Даже мать побаивалась ее, а это что-нибудь да значит. Так
вот, госпожа Шорн изобразила, как и подобает, на лице огорчение и
сочувствие и повела меня в гостиную, где установлен был гроб. Конечно же,
там стоял запах цветов и венков. Не забыты были и пальмы, и канделябры со
свечами - словом, за расходами не постояли. Разумеется, госпожа Шорн
оставила меня одного. Сам понимаешь, дабы сын сказал матери последнее
прости. Все это она разыграла безупречно, с большим тактом. Но тут на
стене, в просвете меж кадок с лаврами или что уж там было, я обнаружил
небольшую картину, показавшуюся мне знакомой. Зачем оставили этот просвет?
Случайно? Микрофона за картиной я не нашел, видимо, его сочли ненужным.
Осторожности ради я это проверил, чтобы избежать возможных неприятностей.
Картина была мне знакома еще по Дрездену, но я никогда о ней не вспоминал.
Она и там висела в гостиной. Когда у нас бывали гости, я, в то время еще
ребенок, умирал со скуки и от нечего делать ее разглядывал. Небольшое
полотно, морской пейзаж. Темный силуэт трехмачтового судна на фоне
кораллово-желтого вечернего неба. Мирный пейзаж, но чуть мрачноватый.
Тяжелая золотая рама, в два, пожалуй, раза больше самой картины, а внизу
медная дощечка, как в музее. Мельбю, датский художник прошлого века.
Можешь при случае заглянуть в справочник у себя в библиотеке, если
захочешь. Кажется, имя его Антон. Не исключено, что картина тем временем
опять приобрела ценность. Во всяком случае, они притащили ее сюда из
Дрездена. Для меня само собой разумелось, что она здесь висит и я могу
разглядывать ее, как бывало ребенком. Но тут я услышал, что к дому
подъехала машина и кто-то довольно бесцеремонно захлопнул дверцу. Этот
кто-то, верно, очень спешил, поэтому я быстро отошел от картины. Ведь
стоит кому-нибудь увидеть меня перед ней, и он непременно решит, что я
придаю ей большое значение и хотел бы заполучить ее в наследство. В этих