"Евгений Носов. Шопен, соната номер два" - читать интересную книгу автора

дисками. Дядя Саша нахмурился.
- Положи тарелки. Нашел игрушки! И вы тоже - угомонитесь.
- Все, старшой, все!
Ребята нехотя рассаживались по стульям. А дядя Саша ворчал:
- Разбаловались, понимаешь... Не на свадьбу едем. Понимать надо.
- Ну все, отбой. Мир - дружба!
Серенькая, в мелком крапе кепка старшого была надвинута до самых
бровей. От встречного ветра фиолетово синели впалые щеки, чисто выбритые
перед самым отъездом. Из кармана жесткого шевиотового плаща воронкой кверху
торчала его сольная труба в черном сатиновом чехольчике. По давней привычке
он всегда держал ее при себе.
Ромка снова принялся за свои байки, ребята обступили его, висли на
плечах друг у друга, гоготали вовсю. А дядя Саша, расстегнув плащ, из-под
которого сверкнула на пиджаке красная орденская звездочка, достал из
бокового кармана сигарету и, раскурив ее в затишке, за кабиной, продолжал
отрешенно глядеть на бегущую встречь дорогу.
Мимо с глухим ревом и чадными выхлопами прошел "КрАЗ". В кузове,
наращенном грубыми, неоструганными досками, и в двух его прицепах дядя Саша
успел разглядеть серые вороха еще не просохшей свеклы. Следом промчались два
голубых близнеца-самосвала - тоже со свеклой, и у обоих на дверцах по белому
знаку автотранса. Колхозы спешили, пока позволяла погода, управиться с самой
докучливой культурой.
Великая Русская равнина в этих местах постепенно начинала холмиться,
подпирать небо косогорами, отметки высот уже уходили, пожалуй, за двести
метров и выше. В глубокой древности эту гряду холмов так и не смог одолеть
ледник, надвинувшийся из Скандинавии. Он разделился на два языка и пополз
дальше, на юг, обтекая гряду слева и справа.
И, может быть, не случайно на этих высотах, не одоленных ледником, без
малого тридцать лет назад разгорелась небывалая битва, от которой, как
думалось дяде Саше, спасенные народы могли бы начать новое летосчисление.
Враг, грозивший России новым оледенением, был остановлен сначала в
междуречье Днепра и Дона, а потом разбит и сброшен с водораздельных высот. В
августе сорок третьего, будучи молодым лейтенантом, тогда еще просто Сашей,
он заскочил на несколько дней домой и успел захватить следы этого побоища на
южном фасе. К маленькой станции Прохоровке, куда был нацелен один из
клещевых вражеских ударов, саперы свозили с окрестных полей изувеченные
танки - свои и чужие. Мертво набычась, смердя перегоревшей соляркой, зияя
рваными пробоинами, стояли рядом "фердинанды", "тигры", "пантеры", наши
самоходки и "тридцатьчетверки", союзные "Черчилли", "шерманы", громоздкие
многобашенные "виктории". Они образовали гигантское кладбище из многих сотен
машин. Среди него можно было и заблудиться. Дядя Саша курил на ветру,
оглядывал высоты, ныне дремлющие под мирными нивами, а сзади него ребята
шумно обсуждали какую-то поселковую новость.
- Зойка приехала? - слышался возбужденный Пашкин голос. - Заливаешь?
- Сам видел, - рассказывал Роман. - Юбка - во! До пяток. С каким-то
флотским.
- Хахаль небось.
- Да похоже - муж. В универмаге ковер смотрели. Я подхожу: привет, Зоя.
А она черными очками зырк-зырк: "Это вы, Рома? Я вас и не узнала. Богатым
будете".