"Евгений Носов. И видит сны машина" - читать интересную книгу автора

Будто на большой скорости проезжаешь мимо какого-нибудь здания, а потом
вдруг с удивлением вспоминаешь - какой формы и содержания была на том
здании надпись. И ведь она каким-то непостижимым образом выделилась из
мешанины, из мелькания других. Неловко становится тому, кто оказывается
перед этой надписью, узнает дом, а потом с мистическим ужасом начинает
бешено соображать, когда это он здесь побывал.
Потом, когда темп движения картинок усилился, действительность стала
вытесняться ими из моего сознания. Как ни подвижен глаз, как ни скоры
реакции в мозге, мышление не может поспевать за ними, слишком оно инертно.
Потому как оно длинная, петляющая, с неисчислимыми витиями противоречий -
цепь ассоциаций. И все - я пропал! Я превратился в созерцателя, и это стало
моим мышлением.
4
Рассказывать о своих ночных видениях, сомнениях и дознаниях я не стал
никому - обидно было бы услышать о себе плохое. Да и что бы я сказал? То,
что машина неисправна, или то, что в нее вселилась душа? В первое-то
поверят, начнут искать причину, не сомневаюсь, что найдут, и заказчики
накатают очередную кляузу о нашей нерадивости. И начальственные стрелы, в
первую очередь, полетят в меня: почему, такой-сякой, не обеспечил защиты -
премию с тебя долой! В рядовые монтажники тебя! Цитатами начнут бить по
голове, что ЭВМ в руках посредственности - это страшно! (Только с началом
сдачи заказчику, из чисто альтруистических соображений, из машинного зала
был начальственно изъят плакат с такой цитатой.) В машинную душу никто не
поверит. Скажут только то, что я переутомился, и все одно будут добиваться
до причины поломки. А вдруг они найдут? Вдруг они исправят в машине то, что
так потрясло меня - починят ее, убив в ней способность потрясать человека?
Зал быстро наполнялся шумом: включена на прогрев аппаратура,
застрекотали распечатывающие устройства, говорить все стали громче,
громогласно было объявлено: "Желающим поиметь пару баночек сгущенки, сдать
по трояку профсоюзу!" "Желающий" народ стал подтягиваться к центру зала, где
со списком в руках стояла наша профлидерша, бойкая, юркая, визгливая
Марьпална. Кто-то возмущенно пробасил! "Ну вот опять, на рубль удовольствия,
на два - нагрузки!" Ему ответили насмешливо, что так, мол, работаешь:
удовольствий на два, а толку на рубль. Лесик, подсуетившийся к Марьпалне
раньше всех и записавшийся сразу на три набора, тоже начал вещать из своей
области интересов. "А че, мужики, вы ропщете? Мне вон к Юлиану Семенову в
нагрузку Тургенева сунули, так че ж, мне вешаться, что ли?-Он пихнул меня в
бок.- Вот Леха не даст соврать. Леха, подтверди! - потребовал он, еще
пихнув меня локтем.- Так я Тургенева в детдом пожертвовал, чего ему у меня
пылиться, пусть уж лучше детки его почитают... Леха, скажи!.. - Я
отстранился настолько, что локоть Лесика меня уже не достал.- Так и вы эти
макароны и консерву слопаете, не выкинете же!.."
- Слушай, Лесик,- негромким голосом остановил поток библиомана Виктор
Ровин,- продай Семенова, столько сгущенки купишь для пользы своего тела.
Сгущенка-то питательнее...
Они на дух не выносили друг друга. Интеллигентный, всегда подтянутый и,
может, чрезмерно ухоженный, чистенький Ровпн и разнузданный поглотитель
литературы Лесик.
Я с силой потянул Виктора за рукав его безукоризненного пиджака,
отделил от толпы желающих сгущенки и просто интересующихся полюбоваться на