Глава 19. Разговор по душам

Гриффиндорцы вернулись в свою башню. Рон, Джинни и Гермиона очень огорчились, не найдя Гарри. Их опасения почти достигли апогея, когда еще через два часа к ним в гостиную зашел директор. Многие ученики очень удивились, увидев Дамблдора в своей башне. Он подошел к ребятам и, тихо, но очень обеспокоено, сказал:

— Ребята, мы так и не нашли Гарри. Я волнуюсь за него.

— Авроры искали его? — спросил Рон.

— Да, — ответил Дамблдор. — Они обыскали весь замок, но его нигде нет. У вас есть идеи, где он может быть?

Ребята пожали плечами и задумались.

— А он точно вернулся в замок? — спросила Джинни.

— Да, профессор Снэйп оставил Гарри на развилке у большой лестницы, — ответил Дамблдор. — Как вы думаете, где он может быть?

— Рон, — неожиданно обратилась к другу Гермиона. — Поднимись в вашу спальню.

— Зачем? — удивился Рон, — я проверял — Гарри там нет.

— Я не о том, — перебила Гермиона. — Я хочу, чтобы ты открыл чемодан Гарри и посмотрел, на месте ли его мантия-невидимка и карта Мародеров.

— Ты — умница, девочка! — воскликнул Дамблдор, улыбаясь Гермионе. — Я сам бы не догадался проверить его вещи! Но, только как ты сможешь по ним определить, где Гарри?

— Когда Рон вернется, я скажу, — задумчиво ответила Гермиона.

Рон побежал наверх и вернулся через пять минут, запыхавшись.

— Нет ни мантии, ни карты, — выдохнул он. — И так же я не нашел его альбома с фотографиями.

— Я знаю, где Гарри, — сказала Гермиона, переводя взгляд на Дамблдора. — Он в Хогсмиде.

— В Хогсмиде? — заволновался Дамблдор. — Но это же очень опасно! Не могу поверить, что Гарри мог так безрассудно поступить!

— Вы не поняли, директор, — спокойно прервала его Гермиона. — Гарри пошел в Кричащую хижину.

— Куда? — удивился Дамблдор, а Рон и Джинни раскрыли рты. — В Кричащую хижину? Зачем?

— Я уверена, что Гарри там, — ответила Гермиона. — Вы сказали, что убили Беллатрикс Лестрандж, профессор…

— И что? — спросил Дамблдор, явно не догадываясь, куда клонит девушка.

— Вы же знаете, что она убила Сириуса, — тихо сказал Гермиона. — Гарри наверняка сейчас сидит кричащей хижине, где прятался Сириус, и смотрит на его фотографии в альбоме.

— Гермиона, ты меня поражаешь своей логикой! — выдохнул Дамблдор. — Как ты пришла к такому выводу?

— Я… — замялась Гермиона, немного подумав, стоит ли такое говорить Дамблдору.

— Ты думаешь, что на него произвела такое впечатление смерть убийцы Сириуса? — спросил Дамблдор.

— Нет, — уверенно ответила Гермиона. — Простите меня, директор, но я считаю, что вы сказали неправду школе о том, как погибла Беллатрикс Лестрандж.

— Что? — удивлению Дамблдора не было предела. — Ты думаешь, что я солгал, Гермиона?

— Да, профессор Дамблдор, — не смущаясь, ответила Гермиона под изумленные взгляды друзей.

— Гермиона, что ты несешь? — воскликнул Рон. — Думай, что и кому говоришь? Кто, по-твоему, ее убил?

— Я уверена, что Беллатрикс Лестрандж убил Гарри, — ответила Гермиона, глядя прямо в глаза Дамблдору. — Он поклялся ей отмстить за смерть Сириуса, я уверена, что именно он ее убил…

Дамблдор смотрел на Гермиону очень долго, затем он присел рядом с ней и подозвал друзей поближе.

— Гермиона права, — тихо сказал Дамблдор. — Беллатрикс Лестрандж убил Гарри.

— Что? — вместе выдохнули Рон и Джинни.

— Да, я солгал, — подтвердил Дамблдор. — Я солгал, чтобы другие ученики не шарахались от Гарри, узнав, что он убил человека. Я вы должны сохранить это в тайне.

— Но как же так? — ужаснулась Джинни. — Как он мог?

— Надо начать с того, что по-правде говоря, у Гарри не было выбора, — начал объяснять Дамблдор. — Она хотела убить его, и уже начала произносить смертельное проклятие, но Гарри оказался быстрее…

— Это то проклятие, которым Волдеморт убил родителей Гарри? — спросила Джинни. — "Avada Kedavra"?

— Да, именно это, — ответил Дамблдор. — Но, то, что я видел перед тем, как это произошло, дало мне возможность понять, что Гарри хотел ее убить. Он…он даже мечтал ее убить, отомстить за смерть Сириуса. Поэтому, я очень за него переживаю — это тяжело…это очень тяжело для него.

— Да, поэтому он и ушел туда, где первый раз понял, что Сириус значит для него, — сделала вывод Гермиона. — Он так и не оправился от смерти крестного…

— Нам нужно вернуть Гарри в замок, — сказал Дамблдор. — Уже темно — для него опасно там находиться одному… Как нам туда попасть?

— Боюсь, что это проблема, — медленно ответила Гермиона. — Только Гарри знает, как из Хогвартса попасть в кричащую хижину.

— Гермиона! — перебил ее Рон. — Но, ведь в первый раз Сириус затащил меня туда с улицы — помнишь, мы были около Гремучей Ивы?

— Точно! — подтвердила Гермиона. — Там надо нажать на какой-то сук, вот только это делал Гарри, я не помню…

— Постой! — перебил Рон. — Ведь тогда последним в хижину зашел Снэйп!

— Профессор Снэйп, Рон, — поправил его директор. — Северус знает, как туда попасть?

— Он должен помнить! — ответила Гермиона. — Он не мог забыть этого — он же шел, чтобы поймать Сириуса — вы же знаете, как Снэйп…профессор Снэйп всегда его ненавидел…

— Гермиона, — покачал головой Дамблдор. — Даже Гарри относится к Северусу теперь мягче, а уж ты давно должна понять, что Северус — не враг Гарри. И…ладно, я сам спрошу его, а вы отдыхайте. Если Гермиона права — мы найдем Гарри очень скоро…

И Дамблдор вышел из гостиной Гриффиндора, оставив друзей Поттера размышлять о том, что их лучший друг убил человека. Им предстояло решить для себя, как им к этому относиться.

С той же целью Гарри уединился в кричащей хижине. Когда они расстались со Снэйпом возле большой лестницы, Гарри поднялся в башню Гриффиндора. Он долго думал, что ему теперь делать, но потом забрал мантию отца, карту Мародеров и альбом, который ему подарил Хагрид. Гарри решил, что пойдет туда, где он впервые почувствовал, что Сириус — самый дорогой для него человек. Гарри без труда добрался до хижины и поднялся туда, где они разговаривали с крестным три года назад.

Перед Гарри, как кинофильм, ожил тот разговор, где Сириус и Римус рассказывали истинную историю о предательстве Петигрю. Гарри сел на кровать, где тогда лежал Рон со сломанной ногой, и открыл альбом. Гарри долго смотрел на улыбающееся красивое лицо крестного…

— Я так страдал, что рос без родительской любви, Сириус, — разговаривал с фотографией Гарри, утирая слезы. — Я так мечтал, чтобы вдруг появился какой-нибудь родственник и забрал бы меня от Дурслей! И тут появился ты,…я помню, как сначала я желал твоей смерти, думая, что ты предал моих родителей. Но когда я увидел истинного предателя, я понял…, я поверил, что моя отчаянная мечта сможет исполниться. Как это было недолго… я никогда не прощу Снэйпа за то, что он отнял у меня, у нас возможность жить вместе…Я никогда ему этого не прощу, хоть сейчас я и вижу, что он рискует своей жизнью, чтобы помогать мне; он не раз спасал мне жизнь, Сириус, но я все равно никогда его не прощу,…если бы он не вмешался бы тогда, не пришел бы сюда — Петигрю бы не сбежал. Тебя бы оправдали: Дамблдор убедил бы всех, что ты невиновен… Но даже когда тебе пришлось скрываться, убегать, я был уверен, что придет время, и мы будем жить вместе, как семья. Я так хотел, чтобы все поверили, что Волдеморт вернулся! Я старался всем рассказать об этом, потому что знал, что тогда ты будешь свободен! Тебе не надо было бы сидеть взаперти в этом проклятом доме твоих ненавистных родителей! Если бы я знал, что все так закончится, Сириус,…если бы я знал, что именно я стану причиной твоей гибели,… я никогда не прощу себя, никогда… я знаю, что я виноват в твоей смерти. Я был слишком глуп и самоуверен, чтобы верить тому, что мне говорили Дамблдор и Снэйп. Теперь я понимаю, что они оба хотели спасти нас обоих, но слишком поздно… я сам погубил тебя, я,… я не хочу жить, Сириус, не хочу! Прости меня, Сириус! Прости…

Гарри прижал к заплаканному лицу фотографию улыбающегося крестного и зарыдал. Вся горечь, которую он пытался скрыть в глубине души, вырвалась наружу, и он не мог остановиться.

— Я не знаю, как мне дальше жить, Сириус, — сквозь рыдания говорил Гарри. — Как мне жить, когда я сам разрушил, я сам погубил единственного дорогого мне человека? Я не могу больше, не могу!!!

Гарри уже кричал, сильнее прижимая к себе альбом с живой фотографией самого близкого человека.

— Каждую ночь я вижу твою гибель… Это — мое наказание, я знаю… Каждую ночь ты падаешь за эту завесу… Как бы я хотел все вернуть назад, Сириус! Я буду корить себя до конца жизни за твою смерть! Сегодня я впервые убил человека, Сириус… Я убил ее, ту, которая отняла тебя у меня. Я старался убить ее медленно, чтобы она почувствовала хотя бы крошечную часть моего горя оттого, что тебя больше нет. Меня едва не остановил Дамблдор, но все равно ее убил. Я отомстил ей, Сириус! Я отомстил ей за тебя! Или за себя… Но это не помогает, я,… я все равно буду чувствовать свою вину до конца дней…

Гарри сидел на полу на коленях, альбом лежал перед ним; смеющийся счастливый Сириус машет ему с черно-белой фотографии. Гарри не мог остановить потоки слез: он надеялся, что так его боль вытечет из него.

— А теперь я думаю, что мои друзья от меня отвернутся, когда узнают, что я стал убийцей, — продолжал говорить с фотографией крестного Гарри. — Я остался совсем один, Сириус, совсем один. Ты оставил мне все твое имущество, твой дом, твои вещи… Но я не могу там находиться — все напоминает о тебе! Я не хочу туда возвращаться! Я попрошу Дамблдора разрешить мне жить в Хогвартсе, пока я учусь. Я знаю, что ты оставил мне наследство, потому, что у тебя больше никого не было, кроме меня… Но, Сириус, я не достоин того, чтобы пользоваться этим! Я не могу жить в твоем доме — я сойду с ума! Это твой дом, он всегда будет мне напоминать о том, что я тебя погубил… Никто не может мне помочь, Сириус, никто. Дамблдор пытается стать для меня дедушкой, я вижу, что его забота обо мне не ограничивается только тем, что я должен исполнить это проклятое пророчество! Клянусь тебе, Сириус, что если бы от меня не зависела судьба целого мира, я бы уже покончил с собой… Для меня невыносимо каждый раз во сне видеть твою смерть. Я заставляю себя жить каждый день, я заставляю себя… Я надеюсь, что когда мы встретимся, ты простишь меня, Сириус, ты простишь меня, что я убил тебя. Я буду молить тебя о прощении всю свою жизнь, потому что моя жизнь — самое суровое для меня наказание за твою гибель… Прости меня, если можешь… я… Я так тебя люблю, Сириус, для меня не было, и нет никого дороже и родней тебя…, прости меня, Сириус.

Гарри просидел так несколько часов, разговаривая с фотографией крестного — он не хотел возвращаться в школу. Там ждали друзья, которым будет теперь тяжело быть рядом с убийцей. Гарри говорил сам с собой, надеясь, что крестный услышит его и сможет понять и простить. Гарри убил Беллу, но ему не стало легче, он обманывал себя, что ему будет легче, когда он лишит ее жизни. Но месть не спасла Гарри от боли, от отчаяния, от чувства вины, которое поселилось в его сердце навсегда.

— Гарри, — услышал он голос за спиной и обернулся.

Это был Дамблдор. Он стоял в дверях, не входя в комнату. Гарри услышал еще шаги, и понял, что Дамблдора привел Снэйп — ведь только он, кроме Гарри знал, как попасть сюда.

— Гарри, — снова тихо позвал Дамблдор. — Можно мне войти?

Гарри сжимал в руках альбом и смотрел на двух взрослых людей, пришедших за ним, чтобы вернуть его в школу.

— Так нам можно войти, Гарри? — так же тихо спросил Дамблдор.

Гарри кивнул, понимая, что у него нет выбора. Снэйп и Дамблдор вошли. Гарри посмотрел на Снэйпа и отчетливо увидел, как Мастер Зелий вспоминает то, что произошло здесь три года назад. Но когда Снэйп посмотрел на Гарри, юноша не увидел на лице профессора злорадного взгляда — похоже, что Снэйп понимал, почему Гарри пришел сюда. Дамблдор сел на пол рядом с Гарри, а Снэйп присел на край кровати.

— Я знаю, как тебе тяжело, Гарри, — тихо сказал Дамблдор. — Не думай, что я не в состоянии этого понять — я же тоже — человек, Гарри, я тоже терял близких мне людей. Смерть Сириуса я переживаю не меньше, чем ты — ведь он, как и твои родители, были мне почти как дети. Когда погибли твои родители, я как будто потерял двоих своих детей — Джеймса и Лили; когда погиб Сириус — я потерял еще одного сына. У меня есть еще два сына — Римус и Северус, и я не хочу потерять их.

Когда Дамблдор произнес эти слова, Снэйп вздрогнул — он явно не ожидал, что Дамблдор так к нему относится.

— Ты для меня, как внук, Гарри, — сказал Дамблдор, прижимая рыдающего парня к себе. — Все твои переживания я чувствую и пытаюсь тебе помочь. Я знаю, как дорог был для тебя Сириус. И для Сириуса ты был больше, чем крестник — ты был ему почти, как сын, ведь ты — сын его самого близкого друга. Сириус тоже винил себя в смерти Джеймса, Гарри.

— П-почему? — всхлипнул Гарри.

— Потому, что Сириус настоял на том, чтобы сделать Питера хранителем вместо себя, — ответил Дамблдор. — Поэтому Джеймс послушал Сириуса, и когда они погибли, Сириус переживал точно так же, как и ты; он тоже винил себя в их смерти и чувство вины не покидало его до конца. К тому же, ты знаешь, что Сириус не дал Лили убедить Джеймса, что им грозит опасность, когда их предупредил Северус. Сириус корил себя и за это много лет.

— А…а я себя буду к-корить себя п-потому, что это я убил Сириуса, это я его убил, — заикаясь, пробормотал Гарри, скрывая заплаканное лицо в мантии Дамблдора. — Я н-никогда себя не прощу, никогда,… если б-бы я послушал вас, если бы не был зол на с-Снэйпа и учил Окклюменцию, т-то не п-пошел бы т-туда, и Сириус бы не погиб. Это все я в-виноват. А теперь для м-моих друзей я стал убийцей.

— Гарри, твои друзья поймут, я уверен, — успокаивал юношу старик, гладя по растрепанным волосам. — Они поняли, почему ты пошел сюда, они знают, как ты страдаешь, Гарри. Но ты должен жить дальше, ты знаешь, Гарри, какой груз ответственности лежит на твоих плечах.

— Как я могу быть надеждой всего мира, как я могу, если я не уберег самого дорогого для меня человека, — говорил Гарри. — Я принес сюда альбом с фотографиями Сириуса, я вспоминал, как именно в этом месте я узнал правду о нем. Там, где мы сидим, стоял Сириус и говорил, что я для него — самый родной человек, после Джеймса. А я не уберег свое же счастье. Я не могу жить с этим грузом! Я не хочу жить, каждую ночь видя его смерть снова и снова! Я не хочу жить! Не хочу!!!

Последние слова Гарри прокричал изо всех сил.

— Гарри…

— Я вспоминал, что здесь произошло три года назад, — продолжал Гарри. — Я представлял себе, как бы мы жили с Сириусом, если бы Петигрю не сбежал. Я так мечтал уехать от Дурслей, когда появился Сириус, я поверил, что еще буду радоваться жизни, что я буду рядом с человеком, который меня любит, как сына.

— Гарри, так распорядилась судьба, — сказал Дамблдор. — Ничего нельзя изменить, ты должен смириться…

— Когда мы вернулись во времени, помните, чтобы спасти Сириуса? — сказал Гарри, и Снэйп снова вздрогнул — он не знал этого. — Я хотел, чтобы все изменилось. Я хотел дать Римусу и Сириусу убить Петигрю. Я хотел убить Снэйпа, потому что он помешал нам. Если бы он не пришел — ничего бы не произошло! И я никогда его за это не прощу, никогда. Я знаю, что это не облегчит мою вину, но чтобы Снэйп сегодня не делал — он всегда будет для меня виноватым в смерти Сириуса.

— Гарри, ты не должен так говорить, — прервал его Дамблдор. — Ведь Северус сделал очень многое, чтобы помочь тебе и нам всем. Ты же знаешь, как ему тяжело, ты должен простить и его, и себя…

— Нет, никогда, — ответил Гарри. — Никогда я его не прощу — чтобы он не делал! А я… Если мне удастся убить Волдеморта — моя миссия будет окончена, и тогда мне больше не нужно будет жить на этой земле, каждый раз засыпая, видя смерть Сириуса, тогда все будет кончено для меня…

— Я никогда не хочу больше слышать этих слов, Гарри, никогда! — возмутился Дамблдор. — И ты не должен так относиться к себе и к тем, кто рискует своей жизнью, чтобы помогать тебе. Ты должен…

— Директор, — прервал Снэйп, вставая с кровати и опускаясь рядом с Гарри. Снэйп посмотрел Гарри в глаза. — Поттер… Я знаю, что ты мне не поверишь, но… я знаю, что такое жить, когда мечтаешь о смерти. Я знаю, что такое любить и потерять любимого. Я…теперь я понимаю, что значил Блэк для тебя. Да, я ненавидел его, я ненавижу его и сейчас, но…ты должен понять и меня, Поттер — у меня были причины для этого. Слишком глубоки обиды, которые я ношу под сердцем. Я не хочу, чтобы ты жил так же, как и я — каждый день заставляя себя жить и мучиться чувством вины. И… Поттер,… мне… жаль, что Блэк погиб. Мне, правда, жаль, что погиб единственный человек, который был для тебя роднее всех,… как ни мне понимать тебя… Но ты должен жить, Поттер, ты должен! Потому, что у тебя еще есть близкие — друзья, которые всегда тебя поймут, простят и помогут. У тебя есть то, чего не было у меня, Поттер…

— Чего у вас не было? — спросил Гарри, пораженный словами Снэйпа.

— В моем сердце никогда не было столько любви, сколько есть в твоем, Гарри, — ответил Снэйп, опуская глаза. — Я понял это сейчас, когда ты плакал над фотографией Блэка, я слышал, какие слова ты говорил, ты и сейчас их говоришь про себя… Я не буду перед тобой извиняться, потому что это уже ничего не изменит. Я просто хочу, чтобы ты нашел в себе силы для того, чтобы, не смотря на такую потерю, ты мог бы еще быть счастлив, когда все это закончится. Ты еще так молод, ты встретишь девушку, которая своей любовью сможет заменить тебе Бл… Сириуса. Своей любовью она вернет тебя к жизни — я уверен. Для этого ты должен жить! Любовь — это самое главное в жизни. Я понял это только когда потерял…

— Любимую? — перебил Гарри

— Да, — тихо ответил Снэйп и закрыл ладонью глаза.

— Женщина, которую вы любили?

— Да, больше жизни, — еще тише ответил Снэйп. — Она была единственная, кого я любил,… но я не уберег ее, не уберег мою… любимую от…

— Волдеморта? — спросил Гарри, ощутив, что Дамблдор сжимает его руку, чтобы он замолчал. — Он убил ее, да? Поэтому вы помогаете нам?

— Да, — почти не слышно ответил Снэйп, поднимая к лицу вторую руку.

Гарри отстранился от Дамблдора и поднял свою руку к лицу Снэйпа; Гарри несмело взял его ладони и убрал от лица. Снэйп поднял голову и посмотрел Гарри в глаза.

— Я никогда не думал, что вы способны на любовь…, - тихо сказал Гарри, — простите меня за все.

И Гарри сделал то, о чем еще шесть лет назад не мог даже и представить. Он обнял ненавистного профессора и почувствовал, как сильные руки Снэйпа тоже обнимают его.

Дамблдор сел на кровать и смотрел, как два человека, еще не подозревая об этом, простили друг другу многолетние обиды. Дамблдор поднял с пола альбом с фотографиями и несколько минут разглядывал снимки счастливых молодых людей, которые не дожили до этого момента. Они не видели, как в кричащей хижине несколько минут назад умерла многолетняя ненависть, которая более двадцати лет была между четверкой гриффиндорцев и одним парнем из Слизерина.

— Нам пора возвращаться, — тихо сказал директор, закрывая фотоальбом.