"Эндрю Нортон. Пояс из леопарда ("Высший Халлак" #4) " - читать интересную книгу автора

некоторое время.
Когда я дошёл до этого места в Хрониках, то спросил у Урсиллы, вернулся
ли потом кто-либо из них. Не знаю, почему это показалось мне важным, если не
считать того, что я попробовал представить, как будто это я сам выслан из
Арвона и скитаюсь по чуждому миру.
- Немногие, - она была немногословна. - Очень немногие. Теперь это не
имеет значения, Кетан. Да это и не должно тебя волновать. Радуйся, что ты
рождён в это время и в этом месте.
Её голос всегда звучал резко, словно она то и дело ожидала от меня
непослушания или провинности. Часто, читая, я отрывал от пергаментов глаза и
встречал её взгляд, заставлявший меня вспомнить все мои истинные или мнимые
прегрешения. Хотелось куда-нибудь спрятаться, хотя бы забраться под стол.
По достижении определённого возраста мне полагалось перебраться в Башню
Молодости и там начать учиться искусству воина, хотя вот уже много лет в
Арвоне не было никаких войн, за исключением набегов - время от времени дикие
люди с холмов нападали на нас. В ночь перед этим событием Урсилла и Леди
Героиз привели меня в спальню Урсиллы, если её так можно было назвать.
Здесь я оказался в окружении стен из простого камня с потускневшими от
времени знаками и рунами, которые, несмотря на всю учёбу, были мне
непонятны. Посередине комнаты, на полу, лежал камень, низкий и длинный,
словно ложе, на котором вполне мог поместиться человек. В изголовье и в
ногах его стояли толстые свечи - по одной в каждом углу - в высоких
серебряных подсвечниках, таких древних, что нельзя было сказать, сколько им
веков.
Под потолком висел шар, от которого исходило серебристое сияние,
сравнимое разве что со светом луны. Шар держался в воздухе сам собой, его не
поддерживали какие-либо цепи. Под ним на полу была нарисована пятиконечная
звезда. Она светилась так ярко, что слепила глаза.
На концах лучей звезды также стояли подсвечники. Свечи доходили до
уровня плеч Урсиллы и были выше моей головы, красные у изголовья и в ногах
ложа, на лучах звезды - жёлтые. В углу комнаты я заметил жаровни, отлитые из
такого же серебра, что и подсвечники. Над ними подымался пахучий дым,
уходивший под потолок и образовывавший там облако-пелену.
Урсилла сняла своё обычное платье грязно-серого цвета и чепец. Она
стояла с оголёнными по плечи руками, распущенные тёмные волосы, подёрнутые
сединой, ниспадали на голубую рубаху, словно притягивавшую к себе свечение
серебристой луны над головой - ткань вскоре обрела тот же серебристый
оттенок.
На груди Мудрой Женщины висело серебряное украшение с лунным камнем
молочного цвета, по форме напоминавшим полную луну.
Моя мать тоже была одета просто, хотя всегда предпочитала носить
дорогие платья, расшитые каменьями. В отличие от Урсиллы, она не сняла
одежды, а пришла в обычном платье - оранжевом, цвета пламени.
Её расплетённые волосы укрывали плечи словно темный плащ. Украшением
служил овал, изготовленный из меди, без каких-либо камней.
Она ввела меня в комнату, встала у края звезды и крепко вцепилась мне в
плечи, словно опасаясь, что я могу убежать. Я был так потрясён увиденным,
что даже не задумывался, какая роль во всём этом может быть отведена мне.
Урсилла обогнула камень, ткнула пальцем в каждую из свечей - в ответ
они загорелись. Осталась незажжённой лишь одна свеча, стоявшая передо мной и