"Галина Николаева. Битва в пути" - читать интересную книгу автора

- Это я слышал... Объективщиком крестят на каждом рапорте. Ругать -
все, а помогать - никто!
Рапорт перешел в перебранку, и Уханов с трудом утихомирил
разгорячившихся инженеров:
- Товарищи, спокойнее!.. Ведь решается вопрос, быть или не быть
квартальному плану! Втулки и гильзы-аварийно! Блоки. - сверхаварийно!
Кончился рапорт. Озабоченные, усталые люди расходились из полутемной,
прокуренной каморки по цехам.
"Все понимаю, - думал Дмитрий, идя за Ухановым. - Своя "кухня" есть
всюду... И у нас она была... Но такая ли? Может, и у нас так же было, да
пригляделся, своего не замечал? Нет, не так! Все было нормальнее, яснее,
здоровее..."
То возникало перед глазами тяжелое переходящее знамя в элегантном
кабинете Вальгана, то слышался стонущий в полумраке голос: "Втулочка!.. Надо
же ее выбивать!.." Впечатления были отрывисты, противоречивы и тревожны. Из
смеси все яснее выступало все то же ощущение болезненности заводской жизни.
Так порой при встрече с человеком по горячему румянцу щек, по блеску глаз,
по излишнему оживлению начинаешь подозревать тайно терзающую лихорадку. И
все настойчивее гвоздила мозг одна тревожная мысль: "Зачем уступил,
согласился приехать? Что мне здесь надо? Масштабы? Положение главного?
Деньги? На черта мне все это! Мне бы сидеть на своем месте, делать свое дело
без сучка, без задоринки! Там я так и делал. А здесь?.. Дело незнакомое,
люди незнакомые, обстановка неясная. Ненормальная обстановка".
Первой мартовской ростепелью омывало асфальт проходов. Сосульки свисали
с крыш. Цехи уходили вдаль длинными рядами. Где-то далеко, у реки, ухала
кузница.
Завод лежал перед Дмитрием как задача, которую необходимо решить.
Бахирев рвался в цехи, но прежде ему пришлось зайти в отдел кадров,
заняться собственным оформлением, потом засесть за техническую документацию.
Так прошло полдня. Между сменами на заводском дворе состоялся
общезаводской митинг. На площадь у проходной, возле статуи Сталина,
поставили грузовик, затянутый кумачом. Заиграл оркестр, разместившийся возле
грузовика, и зеркально сверкнули трубы. Рябило в глазах от этого блеска, от
алмазной капели, что дробилась, падала с прозрачных сосулек, от слюдяной
наледи на снегах заводского сквера.
Люди заполнили площадь. Дмитрий стоял в толпе.
Разговоры, возникавшие вокруг него, обходили его, как ручьи обходят
камень, лежащий на пути. Он был еще незнакомый, посторонний, не включенный в
кипевшую вокруг него жизнь. На грузовик поднимали знамена. Бахрома
шевелилась на прибрежном ветру. Золоченые верхушки знамен огнецветом горели
почти у сердца статуи, поднятой высоким постаментом. Мраморная шинель широко
распахнулась в таком движении, от которого шевелятся даже камни. Глаза не
отрываясь смотрели вдаль, поверх людей, заполнивших площадь, и нижнее веко,
чуть приподнятое в легком прищуре, словно оберегало этот прикованный к далям
взгляд от лишнего, мельтешащего, низменного.
Мартовское краснопогодье оживило молодой прутняк у самой статуи.
Тонкие, невысокие, по колено человеку, ветви беспомощно торчали из осевших
сугробов и что есть силы тянули к солнцу маленькие поветья, обнаженные,
трогательные, полные ожидания.
Они вздрагивали от речного ветра, ударялись о мрамор постамента и снова