"Норберт Ниман. Школа насилия " - читать интересную книгу автора

я вообще смог бы с тобой разговаривать? Все время что-то такое происходит,
что-то должно произойти, а я никак не пойму что. С моим окружением, со мной,
со всем этим. Как будто именно у тебя хранится ключ к некой тайне, в которой
суть дела. Как будто ты вручил его всем на свете, только не мне. Как будто я
еще смог бы его раздобыть, если бы постиг истинный, прекрасный смысл твоих
вопиюще убогих афоризмов, всего твоего умонастроения. Как будто тебе
доставляет удовольствие наблюдать, как я торчу перед телеэкраном, пялясь на
тебя. Ты и вправду меня заводишь. До тех пор, пока тебе не надоест. Как
теперь, например. Вот ты легко, едва заметно покачал головой, наклонился
вперед, вышиб из пачки сигарету. Тебя выдает твой в общем-то весьма
элегантный галстук. Он легонько колышется у тебя между коленями, а ты уже
непринужденно переходишь к другим темам. Вспоминаешь о своем последнем
отпуске в Японии. Или об изысканной кухне твоего любимого франкфуртского
ресторана.
Переспать, переспать. с Надей, моей любимой ученицей, - что за дикая
мысль. Разумеется, она уже приходила мне в голову. Разумеется, я
перепугался. Встал, подошел к окну, это было вчера. Внизу расстилалась все
еще блеклая в сумерках, рваная световая сетка улиц. Вот уже три года я гляжу
на нее. С пятого этажа высоченного многоквартирного дома на окраине города.
Постепенно, часто с интервалом в секунды, включаются контакты, замыкаются
цепи электрических гирлянд, мерцают неоновые фонари и мозаика огней сама
собой складывается в ночной пейзаж. До последнего времени наблюдение за этим
процессом всегда приносило мне успокоение. Десять, двадцать минут, когда
смотришь и ни о чем не думаешь.
Но на этот раз взгляд то и дело смещался на мое собственное еще тусклое
отражение в оконном стекле. И отражение комнаты у меня за спиной. Рядом с
экраном компьютера - фото моей дочери Люци, сделанное четыре года назад на
Эльбе, во время нашего последнего проведенного вместе семейного отпуска.
Темные, на снимке почти черные волосы прикрывают смеющееся лицо, задний
план - желтое поле. Люци сидит на одной из каруселей, которых полно на всех
детских площадках. Помню, Петра так сильно ее разогнала, что у меня от этого
зрелища закружилась голова. Люци тогда было восемь.
Я резко отворачиваюсь, но еще долго стою, опираясь на подоконник,
рассматривая комнату. Мой дом. Набитый книгами стеллаж до потолка, коллекция
пластинок, уж сколько месяцев я к ней не прикасаюсь. Все погружено в теплый,
искрящийся голубоватыми отблесками полумрак, разлитый за пределами светового
пятна от лампы на письменном столе. Потом я ощупью добираюсь до компьютера,
выключаю меню, переодеваюсь. В прихожей несколько секунд рассматриваю в
зеркале свое отражение в одних трусах: бледная прыщеватая кожа, опущенные
плечи, жирок на животе и на груди, мешкообразное туловище.
Нижние пролеты лестницы я одолеваю уже бегом, пересекаю двор и
задворками выбегаю из квартала на тропу вдоль складского забора, она ведет в
поле, круто спускается в овраг и переходит в гравийную дорожку, которая
тянется до самой опушки леса.
Одышка все не проходила, икры горели, каждый шаг отдавался ударом по
тазобедренному суставу, а справа в пояснице ощущались уже ставшие привычными
легкие укусы боли. Как всегда, я и вчера уже через пять минут посмотрел на
часы. Как всегда, я и вчера не мог себе представить, что выдержу еще сорок
минут. Как всегда, я то и дело поправлял на лбу бандану. Я уже несколько
недель пытаюсь избавиться от беспокойства, угнездившегося в моем теле. Вроде