"Сергей Нилус. Пшеница и плевелы" - читать интересную книгу автора

родитель. Вид он имел тщедушный, некрасивый, небольшого роста, со впалой
грудью, с большой головой на тонкой шее, жиденькой бородкой - словом, он
показался мне настолько малопримечательным, что я после впечатления этой
встречи и в своем сердце положил не добиваться с ним знакомства. А тут еще
от кого-то из судейских я случайно услыхал отзыв о нем как о человеке,
совершенно ни к чему неспособном; и этот отзыв еще более укрепил во мне
первое впечатление. Пожалел я тут бедных родителей и только был рад тому,
что нелюдимость молодого кандидата отвела меня от лишнего скучного
знакомства.
Одна только черта в этом молодом человеке запала мне в сердце: кандидат
прав старейшего университета, сын священника, а от Божьего храма не только
не отбивается, но, видимо, даже любит его. Когда бы я ни зашел в его
приходскую церковь в его свободные часы от судейских занятий, он стоит,
смотрю, в каком-нибудь укромном местечке и смиренно молится. Не таковы, по
большей части, бывают отпрыски семени служителей алтаря, когда они сходят со
святого пути отцов и вкусят от плодов "высшей", человеческой мудрости: между
отступниками веры нет злейших, как эти хамы, раскрывающие наготу отчую!.. И
запала мне в душу мысль: нет, видно, оттого и плох для судейского мира
молодой кандидат, что он не от мира... Спустя некоторое время и сам он
перестал избегать встреч со мной. Пришел я как-то раз к его старикам к
вечернему чаю. Подали самовар; гляжу - и он является к чаю.
"А, вот и наш Митроша-затворник!" - воскликнула с любовью
старушка-протоиерейша. Так мы и познакомились.
Со дня, или - вернее, с того вечера Митроша перестал меня дичиться, и
всякий раз, как я его заставал дома, он выходил ко мне здороваться и стал
принимать со мной вместе участие в вечернем чаепитии, на которое я
довольно-таки часто похаживал к отцу-протоиерею. В простой, патриархальной
обстановке старосвященнической семьи, не зараженной новшествами, отдыхал я
душой от волнений и суеты своей мирской жизни: оттого-то и манил меня к себе
вечерний самоварчик старика-протоиерея и матушки Надежды Николаевны, его
верного подружия.
Но хоть и выходил Митроша, а все же участия в общей беседе не принимал,
изредка только кратко отзываясь на предлагаемые ему в упор вопросы; а затем,
попивши чаю, опять скрывался в свою комнату.
"Наш Митроша совсем затворник, - не без некоторой горечи в голосе
говаривала мне иногда старушка-протоиерейша, - трудно ему с таким характером
будет жить на свете!"
Отец-протоиерей помалкивал, но и ему, видно было, нерадостно глядело в
сердце Митрошино будущее.
"Батюшка! - сказал я как-то о.протоиерею, - у вашего сына, сколько я
замечаю, склад души совсем монашеский: нет ли у него желания уйти в
монастырь, посвятить себя на служение Богу?"
"Он мне ничего об этом не говорит. Да он и вообще-то с нами мало
говорит. Как придет из суда, наскоро закусит и бежит в библиотеку нашего
братства. Только к вечернему чаю он возвращается. А если сидит дома, то тоже
больше духовные книги читает, когда нет работы на дом из окружного суда...
Отдавал я его из семинарии в университет, думал, что это будет для него
лучше, а выходит, как бы не было хуже!"
С полгода, не больше, встречались мы с затворником Митрошей, но
сближения не последовало между нами, несмотря на то, что в душе своей я уже