"Павел Нилин. Старик Завеев" - читать интересную книгу автора

что живете вы против правил всех...
В двух пунктах своей длинной ругательной речи нанесла тягчайшее
оскорбление хозяйке дома Кудимиха. Это, во-первых, когда произнесла
страшное слово "интересантка", и во-вторых, когда обозвала сынка Васеньку
поросенком.
Кроткая Евфросинья огрела Кудимиху скалкой по хребту, чем словно бы
предупредила весь поселок и всех насмешников и недоброжелателей, что
кротость ее не безгранична и что на тягчайшие оскорбления она способна
отвечать соответственно.
Через год Евфросинья родила второе дитя, опять мальчика - Иннокентия. И
так последовательно произвела на свет троих: двух мальчиков и одну - в
заключение - девочку.
Вот с одним из этих троих я и познакомился летом тысяча девятьсот
шестидесятого года на строительстве Братской ГЭС. Он и рассказал мне
вышеописанную историю его родителей. Больше того, он познакомил меня со
своим отцом и матерью, прибывшими к нему погостить.
С первого взгляда отец показался мне не очень старым. Высокий,
поджарый, он похож был на жителя пустыни - черно-коричневый, будто
выгоревший на солнце. Ему могло быть и шестьдесят и семьдесят, но уж никак
не сто с лишним.
Однако чешуйчато-сухие руки и белесая пленка вокруг глазных яблок,
точно такая, как у засыпающих птиц, подтверждали его весьма значительный
возраст. И передвигался он с особой осторожностью, чуть потрескивая
суставами, как стрекоза крыльями.
Среди множества вопросов я задал ему и вопрос о судьбе соседей - тех,
кто высмеивал его, женившегося на девочке.
- Примерли, - сказал он. И в глазах его блеснула искра озорства тут же,
впрочем, погашенная слезой слабости. - А девочка эта, как вы изволили
выразиться, вот она, - указал он на маленькую старушку, сидевшую у ярко
освещенного солнцем зеленого штакетника на лавочке. И снова повторил уже
без вспышки в глазах: - А соседи наши, те самые, все примерли. Все, все до
одного. Никого не осталось. - И помолчав: - Некому, одним словом, теперь
смеяться. Хотя и надо бы...
Я присел на лавочку рядом с этой худенькой, невзрачной, по-сибирски
скромно, но опрятно одетой старушкой.
Она сидела у самого края лавочки и, казалось, безучастно смотрела на
редеющий на этом участке лес, на взрыхленную разными механизмами землю и
на бледно-изумрудную воду могучей реки, над которой и тут и там вытянули
свои шеи подъемные краны. Мне хотелось заговорить с нею, но я еще не знал,
с чего начать. Вдруг она заговорила сама.
- Мелеют реки. А отчего? - будто спросила она и вытерла сухие губы
концом пестрого головного платка. - Оттого и мелеют, что люди сводят лес.
А ведь, наверное, и после нас тут народ будет находиться. А без леса какое
же удовольствие жизни. Один угар.
Голос ее удивил меня неожиданной твердостью. И слова удивили. Удивил
самый смысл слов.
- Но это только здесь, вблизи, так кажется, что леса немного, - сказал
я. - А дальше-то тайга...
- Это вы что, мне разве сказываете? - повернула она в мою сторону даже
с некоторой поспешностью узенькое, темное, иконописное свое личико. И в