"Павел Нилин. У самой Волги" - читать интересную книгу автора

Петя, будет тогда, наверно, двадцать первый год. Или больше?
Петя делает вид, что не слышит вопроса. Он не хочет, чтобы эти девушки
знали, сколько ему в точности лет. Он хочет выглядеть взрослее. И, чтобы
увести разговор в сторону, он говорит:
- Я прямо с нетерпением ждал, когда меня отправят в Сталинград...
А бабушка, слушая его, все продолжает вспоминать, как он, ее внучек,
уезжал из Сталинграда.
Дедушка тогда прибежал на пристань, а пароход уже отошел. Пароход был
на середине реки, когда налетели вражеские бомбардировщики и стали бомбить
его. Бабушка закрыла лицо руками. А дедушка все смотрел и смотрел на
гибнущий, беззащитный пароход, на кипящую вокруг парохода воду, в которой
должен был утонуть его единственный внук. Он видел, как от того берега
отплыли к пароходу лодки. Но разве спасешь кого-нибудь в этакой беде?
- Утопила мальчика, не послушалась, утопила, - сказал Ерофей Кузьмич.
Но увидев, что бабушка упала на траву и бьется в судорогах, точно хочет
закопаться в землю, растерялся страшно.
- Ну, Надея, ну что же теперь делать, Надея? - говорил он, склонившись
над ней.
Потом встал, зачерпнул картузом из реки воду с плавающей поверх нефтью
и подал ее жене.
- Ну, Надея, ну, опомнись, Надея! Нам не то еще, наверно, придется
испытать...
Никогда он не успокаивал ее, никогда не сулил несбыточного. Ни в
молодости, когда женился на ней, заняв для свадьбы сапоги у товарища. Ни в
старости, когда вдруг тягчайшие беды, порожденные войной, постигли их.
Он поднял с травы жену, еще содрогавшуюся всем телом, и повел домой,
поддерживая за плечи, с которых свисали цветастые лохмотья обгоревшего
платья.
Она тихо плакала, прижимаясь к нему, и все твердила одно и то же:
- Ты прости меня, Ерофей Кузьмич, не послушалась я тебя, утопила
мальчика. Это правильные твои слова - "утопила". Но ведь думалось, сделаю
лучше ему. Ведь кругом гляди-ка что творится... Что же дальше-то будет?
- Не знаю я этого, Надея. Ничего я не знаю, - говорил Ерофей Кузьмич. -
Нам бы только теперь домой добраться, до нашей квартиры, чтобы ты
прилегла, отдохнула, капли какие-нибудь приняла. Есть ведь у тебя разные
капли... Дальше-то все еще хуже будет... Надо силу беречь...
Однако дойти до дому по прямой дороге было теперь невозможно.
Обе улицы, ведущие от пристани к дому, были завалены горячим камнем
обрушившихся домов. Пришлось идти кружным путем.
Пробирались почти до вечера.
А когда пробрались, оказалось, что и пробираться было не к чему.
От огромного пятиэтажного дома остались только две стены, образовавшие
угол, в центре которого, на третьем этаже, висела кухонная полка, и на ней
позвякивали на ветру две эмалированные кастрюльки.
- Это Завьяловых кастрюльки-то, - узнала бабушка. - Это ихняя квартира
была.
- Ну, теперь уж неинтересно, чья она была, - сказал Ерофей Кузьмич. -
Не в кастрюльках теперь дело и не в квартирах. Хорошо еще, что нас дома не
было, а то лежали бы мы вот сейчас под этими кирпичами...
- И уж лучше бы, к одному концу, - вздохнула бабушка Надя.