"Павел Нилин. Знакомство с Тишковым" - читать интересную книгу автора

- Ноги у меня, можно сказать, не свои, - постукал он палкой по носкам
башмаков. - Одна, как говорится, искусственная - протез, а вторая болит.
Может, тоже придется отымать. А жалко. Все-таки своя нога, она много
значит. Частная, можно сказать, собственность...
Он шутил, и видно было, что в человеке этом, несмотря на его больные
ноги и, наверно, значительный возраст, заключена большая энергия, живая и
веселая. Она светилась и в его глазах, неожиданных на этом лице, словно
вырубленном из бурого камня, каким богата, должно быть, вон та гора, по
которой ползут подслеповатые избушки.
Перекресов кивнул на гору:
- Камень никак не используете?
- Как же это так не используем? Очень даже используем. Но ведь вот
начальство не поддерживает нас. - Тишков показал палкой на Сергея
Варфоломеевича, поставившего ногу на колесо пролетки и счищавшего щепкой
присохшую грязь с сапога.
Он делал это, пожалуй, только затем, чтобы как-то скрыть свое, все еще
продолжавшееся смущение. Неумная его затея - взять агронома вместо кучера
- теперь и ему самому представлялась нелепой. Что это он, спьяна, что ли,
придумал? И как он мог надеяться, что это не будет разоблачено?
Перекресов, наверное, еще в дороге догадался. Конечно, Григорий Назарович
мог всегда понадобиться для справок. Сергей Варфоломеевич не раз брал его
с собой как живой справочник даже на областные конференции.
Всего ведь не удержишь в памяти, как ни старайся. Но Перекресов
специально предупредил, что никого с собой брать не надо. А Сергей
Варфоломеевич схитрил.
И теперь уже все покатится под гору. Перекресов теперь ничего ему не
простит, ничего. И этот Тишков еще наболтает. Хоть вспомнить, что же
Тишков просил у него зимой, из-за чего скандалил и еще на конференции
из-за чего-то оскорбил его с трибуны!
Сергей Варфоломеевич напрягает память, но вспомнить ничего не может,
ведь у всех председателей колхозов свои претензии.
Кажется, шел какой-то разговор о детских яслях. Нет, о яслях просил
Жолобов из колхоза имени Ворошилова.
А этот Тишков ругался, если память не изменяет, из-за кирпичного
завода. Ну да, кажется, из-за кирпичного завода.
Стоять вот так, на глазах у всех, возле пролетки и счищать присохшую
грязь с сапог, пожалуй, не очень удобно. И главное - глупо. Все равно ведь
не отвертишься от разговора. Надо что-то сказать. И Сергей Варфоломеевич
говорит Тишкову:
- Вы ведь тут с осени?
- Нет, - улыбается Тишков. - Я тут не с осени. Я уже тут третий год
живу. Мне, - смотрит он на Перекресова, - врачи на нашей шахте свежий
воздух прописали. Я-то их так понял, что свежий воздух перед смертью.
Болезнь у меня в самых легких. Называется "силикоз". Шахтерская болезнь от
вдыхания угольной пыли. И, кроме того, я, можно понять, уже в хороших
годах нахожусь. Ну, не в очень хороших, мне под шестьдесят, но по моим
болезням оно, разумеется, надо собираться. После фронта, когда я приехал
на шахту об одной ноге, мне уж обратно спускаться под землю не велели. Я
на поверхности стал работать. Но, поскольку врачи говорят про свежий
воздух, я смотрю - значит, и на поверхности мне не удержаться. Что-то,