"Павел Нилин. Осень в Жухарях" - читать интересную книгу автора

и шагать по грязи босиком, при этой прическе, как у Любови Орловой, и в
этом цветастом легком платье из креп-жоржета! Деревенские мальчишки, чего
доброго, засмеют.
Хотя зачем идти босиком? Можно достать из чемодана босоножки, да и
вместо платья можно надеть сарафанчик. Досадно - не взяла старый
сарафанчик. Этот все-таки фасонистый: в птицах, - по деревенской дороге в
нем идти неудобно, да и босоножек жалко, их моментально испортишь в этакой
грязи. Грязь тут, наверно, прежняя, непролазная...
Нонна Павловна одиноко стояла посреди перрона, не решаясь поставить
кожаный чемодан на влажные доски. А чемодан тяжелый, в нем гостинцы,
подарки. Неужели никто не встретит ее? Может, и телеграмму еще не
получили? Пока здешний почтальон дойдет с ее телеграммой со станции до
колхоза... Глушь, дикость! Никто, кроме Нонны Павловны, и не вышел из
скорого поезда в этих Жухарях. Никому и дела нет до Жухарей.
Нонна Павловна опять подумала о капитане, который спит сейчас в поезде
и, может, видит ее во сне. И ей показалось на мгновение, что все родное в
ее жизни связано не с этой вот глухой, мало кому известной станцией, а с
поездом, укатившим во тьму и насмешливо мигнувшим на прощание красным
маленьким огоньком.
Да и станция эта, по правде сказать, не очень знакома ей. Ничего здесь
не осталось от прежнего. Станционное здание раньше было деревянное, а
теперь каменное. Перрон бетонный. Если б не вывеска "Жухари", можно было
бы подумать, что Нонна Павловна ошиблась, не на той станции вышла.
Из предрассветного тумана проступает огромное узкое сооружение, на
вершине его светятся неяркие огоньки. Интересно, что это за сооружение?
Ах, ну, понятно, это элеватор. Он тогда уже строился...
Нет, ничего прежнего тут не осталось. Вот только запах трав, недавно
скошенных, знакомый, родной и щемящий.
Нонна Павловна встряхивает пушистой головой и решается войти в
станционное здание. Что ж делать? Она сейчас переоденется, наденет
босоножки и пойдет в село. Не ждать же ей здесь утра, если она приехала в
родные края! Ну, не встретили - и не встретили. Она не особенно и
надеялась. Дойдет как-нибудь сама. Не больная.
И вот когда Нонна Павловна уже входила в здание, позади нее раздался
голос:
- Настя! Настя, подожди...
Нонна Павловна остановилась. К ней приближался высокий, плечистый
мужчина в кожаном пальто. Она не сразу узнала его.
- Здравствуй, Филимон, - наконец сказала она. И, оглядев, добавила: -
Филимон Кузьмич!
- Здравствуй, Настя, - выдохнул он. Видно было, что он спешил,
волновался. - Ты уж меня извини, Настя... Настасья Пантелеймоновна! Меня
часы, понимаешь, подвели. Я испугался. Думал: а вдруг я тебя не захвачу? У
нас тут не Москва - ни троллейбусов, ни такси нету. Добираться трудно...
Он левой рукой взял у нее чемодан, а правой деликатно притронулся к
локтю Нонны Павловны и повел ее на привокзальную площадь.
"Умеет обойтись с женщиной, научился, - улыбнулась она про себя. - А
был вахлак вахлаком".
- Настя, ну, скажи: сколько лет мы с тобой не видались?
Нонна Павловна смутилась.