"Майя Никулина. Место (Повесть)" - читать интересную книгу автора

никаких следов человека - ни гвоздя, ни миски, ни тряпки, словно
обитателям не приходилось думать о хлебе насущном. Впрочем, сама
мысль о возможности земных хозяев сада в голову мне не
приходила.
Много раз я хотела вернуться в розовый сад, но ничего из этого
не вышло. Зато я встретила Филю и сразу поняла, что встреча наша
не случайна. Сам он был в этом совершенно уверен, ибо нашел меня
спящей в пустой степи, но в меченом месте: именно тут год назад
он обнаружил трехлитровую бутыль спирта. Спирт мы отнесли за
счет ветеранов, регулярно приезжающих в эти места пить и
плакать; встречу со мной Филя полагал промыслом более дальним.
Он, безусловно, хотел сказать "более высшим", но постеснялся, к
тому же встреча наша выглядела совсем будничной: Филя подождал,
пока я проснусь, накормил меня миндалем и сказал, что спать на
земле нехорошо и надо идти домой, и я пошла за ним, не
колеблясь, как за северной бабушкой.
Правда, никакого дома у Фили не оказалось: он жил всюду и
кормился чем бог пошлет. Подобный образ жизни теперь забыт
совершенно, а тогда, казалось, без малого пол-России сидит в
сторожках и кочегарках. Вопреки установившемуся мнению я и до
сих пор уверена, что это не было протестом или бегством от
жизни, скорее весьма удобной формой ее. Что касается Фили, то он
другого для себя и не желал. Он был редкий человек: великан,
мудрец, воплощенный рыцарь и горький пьяница.
В ту осень Филя караулил склад и припадающий к нему виноградник.
Склад считался военным, но ничего, кроме матрацев и старых
спальников, в нем не было. Мы живо растащили военное имущество
по всему винограднику, и он превратился в сплошной дом, благо
спать можно было, где угодно, а еда висела над головой. Ночью мы
не спали: Филя ходил по саду, палкой стучал о каменный забор:
"Эй, злоди, злоди, уходи...". "Уходи", - гудела я вслед за Филей
и топала ногами. Еженощный этот ритуал Филя исполнял на
удивление серьезно, и когда я однажды спросила, зачем мы кричим
и кого гоняем - ведь тут же нет никого, - он немедленно ответил:
"Потому и нет".
За первую неделю нашего караула я узнала всех Филиных друзей -
Лешеньку, Мишаню и Колю-Прессу. Появились и другие, но эти были
самыми главными, связанными между собой невероятной любовью,
верными и едиными, как корабельный экипаж.
Поручик, хотя и не расставался с нами, занимал в компании особое
поло-жение. Он и появился последним и буквально ниоткуда, где-то
в горах вдруг сказал за моей спиной: "Плесни и мне, пожалуй" - и
выставил кружку. Лешенька, совсем уже пьяный, готовый тут же
согласиться с тем, что все это ему почудилось, в кружку
пришельцу плеснул, и тот вышел, выпил и лег у моих ног. Все
засмеялись, но я заметила, что Филе эта шутка не понравилась.
Впрочем Поручик сошелся со всеми мгновенно: был умен, ловок,
легок на подъем, лихо ловил попутки и с удовольствием бегал за
вином.
Денег у нас вовсе не было, и мы обходились без них. "Супчику