"Антон Никитин. Повесть о некоей брани" - читать интересную книгу авторакак она ему головой кивала, и какая аккуратная была. "Вот надо же, при-
вык я к бабушке, она вроде мне как родная стала, может, я ее и полюбил даже". Классический дебют должен переходить в ничейную раскладку. Семен с Кириллычем для начала схлестнулись на вечном вопросе о невинно убиенном царевиче Дмитрии Углицком. Семен, ненавидящий царизм, раз за разом бро- сал восьмилетнего отрока в приступ эпилепсии, да на ножичек, Кириллыч противостоял, выстраивая милые его сердцу интриги до самой златоглавой столицы, и при помощи Битяговских кромсал мальчишеское горло от уха до уха. Пили сидя на ящиках из-под яблок, молча, как всегда.Семен, более сво- бодный, иногда ходил проверить давление в котлах, Кириллыч в это время вплетал в затейливую аферу Марию Нагую, Бориса Годунова и строгого сле- дователя Шуйского. Шуйcкий, правда, был ненадежен - сам не знал, чего ему надо и в любой момент был готов поверить Семену с дурацким самоу- бийством. "Ну пойми же, - внушал Кириллыч через века, - Я сам видел, как они его резали." Возвращался Семен, и продолжали пить. Историю оставили нераспутанной, уже совместно, как в особо сложных делах, напустив туману. - Пар нормальный? - спрашивал Кириллыч, хотя мог просто повелеть ему быть нормальным или, на худой конец, узнать, не спрашивая и не вставая с места, но считал это делом презренным и мелким для себя. - Нормальный, - отвечал Семен, соблюдая этикет и храня профессио- нальное достоинство. суду. Завязав на истории окончательно, даже чокнулись, звон стекла породил в Семене очередную идею, и он сотворил из кучи песка клона, которого отправил по городу с неясной еще целью, теплилось слабенькое ожидание, что сюжет выйдет позже, но Кириллыч испепелил творение Семена, за что пришлось немедленно принять. Потом украли у американцев (еще тогда, в сорок пятом) атомную бомбу, подумали, что делать с ней опреде-ленно не- чего, и вернули на место - случайно получилось единство по- мыслов, так изредка происходило, но говорило о полном истощении. Профессор Батогов сидел в архиве третий день и пытался понять. С детства у Ивана Филипповича было отвращение к мудростям типа "рано вставать - рано в кровать". Полная бессмыслица скрипящей доской распира- ла его осушенные долгой работой мозги и мешала соображать. Сейчас в го- лове сидело что-то хрестоматийное, вроде "Каждому воздашеся по делам его", хоть и не совсем понятное, но столь же омерзительное по скрипу. С самого утра профессору казалось, что он набрел на какое-то доказа- тельство давно мучившей его проблемы, но поленился записать, теперь же, перечитывая хронику на месте "...И в этой короткой жизни он устроил себе потеху, а для своей будущей жизни знамение вечного своего жилища...", он думал, что же могло ему придти в голову при чтении этой фразы. Но прош- лое вновь закрылось туманом. "Ах, как бессмысленно все, как все бессмыс- ленно и пошло!" - профессор ходил по комнате широкими шагами от полки к полке. "Нет ничего хуже!" Отбросив какую-то рукопись шестнадцатого века, Иван Филиппович пошел обедать. |
|
|