"Сергей Никшич. Соседи ("Полумертвые души" #2) " - читать интересную книгу автора

риторический вопрос о том, когда они успели от него устать, потому что на
риторические вопросы, как известно, отвечать не принято. Справедливости ради
следует заметить, что Хорек предпочитал рассматривать компьютеры с
расстояния не меньше двух метров, потому что Голова как-то доверительно
сообщил ему, что штуковины эти очень опасны для глаз, наталкивают не на те
мысли, что надо, и держаться нужно от них подальше, потому что любой из них
может взорваться похлеще Чернобыля. Что касается Богомаза, то тот,
погруженный в творчество, вообще не пользовался этой гадостью, и даже когда
заходил в кафе к куму, то сразу поворачивался спиной к залу, но зато лицом к
Параське, которая красовалась за стойкой в гуцульском кожушке без рукавов и
которой совесть пока еще не позволяла брать с него деньги, хотя он и
чувствовал, что в один прекрасный день это благоденствие может
закончиться...
А кафе сначала называлось "Веселый улей", но Параське не понравилось
слово "веселый" - зная легкомысленный характер своего муженька, она
подозревала, что улей может стать слишком веселым, и она сняла аляповатую
вывеску, унесла ее в чулан и на ее место прицепила более лаконичную с
надписью "Улей". Однако в селе новое кафе так никто не называл, потому что
все говорили "пойдем к Хорьку", и в один прекрасный день взбунтовавшийся
Хорек, которому по ночам стало сниться, что если он и дальше будет работать
в заведении под таким названием, то он и вправду превратится в обыкновенную
пчелу, по секрету от Параськи заказал на этот раз уже солидную вывеску, на
которой ясно, без всяких выкрутасов, было написано большими золотыми буквами
на голубом, усыпанном мелкими звездочками фоне "У Хорька".
Параська загрустила оттого, что ей так хотелось, чтобы семейное их
заведение называлось "У Хорька и Параськи", но деньги уже были потрачены и
Хорек совершенно не собирался раскошеливаться, чтобы потворствовать женским
фантазиям, тем более что и денег-то у него особых не было, потому что
интерес к новшеству у жителей Горенки быстро прошел - они предпочитали
привычную для них корчму, в которой их не отвлекали от солидной беседы
всякие глупости, мельтешащие на экранах, и новости, которые они не хотели
знать. И ходить к Хорьку стала только местная молодежь, чтобы немного
потусоваться, пока на лугу еще лежит снег, и поиграть "по сетевухе" в игры,
которые Хорек предпочитал не замечать, потому что от десяти минут такой игры
рука его сама собой тянулась к не существующей на поясе кобуре. Правда, были
еще надежды на дачников и... дачниц, но до летнего сезона предстояло
продержаться еще месяца два, а денег на новые столики и цветастые зонтики,
чтобы выставить их на улицу для заманивания клиентуры, наскрести было негде.
Параська выполняла свои служебные обязанности буфетчицы и судомойки более
чем прохладно: сердце ее пребывало на ее любимом Бали, а последние
прабабкины дукаты Хорек истратил на приобретение дома, в котором устроил
кафе, и на компьютеры. Шансы понежиться на далеком острове равнялись нулю, и
Параська, острее, чем когда-либо прежде, ощущала, что жизнь прошла и все,
что ей теперь остается, - это смывать с бокалов чью-то помаду.
"Ничего, - успокаивал ее Хорек, - дело пойдет, мы сможем платить деньги
судомойке, а ты тогда только за стойкой стоять будешь, как икона, и деньги
лупить со всех подряд. Хватит тебе и на Бали, и на Гваделупу, прости
Господи, и на все, что ты хошь".
Неизбалованной суровой жизнью с Хорьком Параське во все это верилось с
трудом, и вся ее надежда была на то, что она опять найдет клад. Однажды она