"Архимандрит Никон(Рождественский). Православие и грядущие судьбы России (Статьи из "Дневников" за 1910-1916 годы)" - читать интересную книгу автора

44) влекут юношу или деву к страшной развязке - к самоуничтожению. Напрасны
эти рассуждения о "цели жизни", о "смысле жизни" - здесь на земле: эти цели,
этот смысл жизни способны, пожалуй, на время утолить некоторым образом жажду
вечного, томящую душу человеческую, но уничтожить эту жажду - никогда не в
состоянии. Богач никогда не будет доволен своим богатством, и если бы весь
мир приобрел - все же будет жаждать и жаждать богатства. Честолюбец,
властолюбец, сластолюбец - никогда не скажут: "Довольно!" Мало этого:
писатель, поэт, художник, достигнув своей "цели", после сознания, что дело
кончено, после испытанного чувства удовлетворения, вдруг начинают как бы
сожалеть, что дело кончено (вспомните, что испытывал поэт Пушкин, когда
кончил своего "Бориса Годунова"), и начинают искать другой "цели", другой
работы... Разве это не есть доказательство бессмертия души, предназначенной
к вечности? Разве это не есть жажда вечности? вечного идеала? А где он? В
чем он, как не в Боге - Существе вседовлеющем и всесовершенном? Ведь душа
человека сотворена по образу и подобию Его: ужели неясно, что она Его и
ищет, к Нему и стремится? И только в Нем едином и находит она свой идеал,
свое успокоение и блаженство. А о Нем-то и боятся вспомнить все наши мудрые
интеллигенты - передовые люди!..
Позвольте поделиться с вами, читатели мои, выдержками из письма одного
молодого человека, стоявшего на самом краю пропасти и только чудом Божьим
спасенного от самоубийства. Письмо это особенно поучительно для нашего
времени. Это - не туманные рассуждения г. В. Розанова ("Нов. Вр." " 12, 205)
о "нахождении коня", о "моем и всеобщем призвании", о "бахроме житейских
обстоятельств", об "общей цели жизни", о "цели жизни человека вообще"...
Нет, это сама жизнь, это исповедь души, пережившей великое искушение...
Письмо начинается глубокою сердечною благодарностью тому Божию
служителю, который, сам того не ведая, был орудием Промысла Божия в
обращении этого молодого человека. Затем автор продолжает: "Будучи вполне
сыном своего века, стыдясь открыто пред всеми исповедывать православную
веру, в которую я крещен младенцем, я, из этого ложного стыда, перестал
ходить в церковь, перестал говеть и причащаться Св. Христовых Тайн... в
конце концов я совсем забыл, что я - христианин, жил, как живут, скажу к
стыду моему, бессловесные твари. Ел, пил, спал, исполнял свои мелкие
делишки, и так тянулись во мраке мои дни. Во всем полагался я только на свой
"разум" и на то, что дала якобы "наука". Так прошло несколько лет: я совсем
забыл о Церкви Христовой. Но вот, порой на меня стала находить какая-то
необъяснимая тоска, мою душу стали наполнять какие-то сомнения и тревоги. И
день ото дня мне становилось все тяжелее и тяжелее. Закралось в сердце
отчаяние: нет ни света, ни выхода, мое существование бесцельно и
бессмысленно, я - лишний на свете человек... И явилась мысль о самоубийстве.
И эта гибельная мысль не казалась мне страшной: напротив - как будто
желанной! Правда, я сначала боролся: искал ответов на мучившие меня вопросы
в литературе, у современных наших писателей - прежние казались мне уже
устарелыми, - но моя душа еще больше омрачалась от этого чтения, еще больнее
становилось на сердце. Тогда я решил покончить с собой. И вот, в одну
несчастную минуту я зарядил револьвер и уже приставил холодное дуло его к
виску... Ни страха, ни сомнений я в этот момент не испытывал: все мне
казалось совершенно безразличным; в мысли как-то промелькнуло только, как я
упаду после выстрела, начнется переполох, а там... Это - там, за гробом на
секунду меня остановило. И вдруг с быстротою молний мне вспомнилось мое