"Андрей Николаев. Таро Бафомета" - читать интересную книгу автора

столом и вперив мутные глаза в Корсакова.
-- Что, нету Родины? - удивился Игорь, - или не узнал?
-- В том то и дело, что не узнал, - подтвердил Шестоперов, - раньше она
была мамой, - голос его дрогнул, в глазах появились крупные, как маслины,
слезы, - а теперь это кто? Пррроститутка! - раскатывая букву "р", как плохой
оратор на митинге, он опять возвысил голос, - Барррби, а не Родина-мать!
Вопре... ворс... воспринимаешь ее, как американку в постели: ресницы на
клею, зубы - фарфор, сиськи - силикон, жопа резиновая! "О, как я тебя хочу,
дорогой! Осторожно, прическу не изомни". И стоимость картин уточняет,
стерва.
Корсаков представил нарисованный приятелем образ и содрогнулся.
-- Ну, что ж, деловые люди, - попытался успокоить он Леонида.
-- А жопа резиновая! - не унимался тот.
-- Одно другому не мешает.
-- Кстати, - мысли Шестоперова приняли новый оборот, - а давай девок
возьмем? Настоящих русских девок косых... э-э, с косой до пояса, ядреных,
толстомясых, как у Коровина, и в баню! А? В русскую баню с паром, с квасом,
с веничком!
-- Нету теперь бань, одни сауны, - охладил воспрянувшего духом Леню
Корсаков, - и девок русских нет - на Тверской одни хохлушки и молдаванки.
Проще мулатку найти, чем русскую.
-- А тогда водки! По три-шестьдесят две, а? Как в старые добрые
времена, а? Ну, хотя бы андроповки, по пять-семьдесят. И пить из горла,
прямо на месте, и народ угощать. Наш бедный, убогий, забитый, урс... русский
народ! А?
Приятная расслабленность, охватившая было Корсакова после хорошей
выпивки внезапно уступила место готовности к приключениям. А почему,
собственно, нет? Прошвырнуться по ночной Москве, похулиганить, как в
студенческие годы, выпить, наконец, со старым другом водочки, а не этой
дряни.
-- По три-шестьдесят две, говоришь? - уточнил он.


Дешевле шестидесяти пяти рублей водка не попадалась и, хотя выпить
хотелось все сильнее, Леня не отчаивался. Подхватив возле палатки
бомжеватого вида мужичка, пообещавшего достать самогону, они оказались на
Киевском вокзале. В переходе мужик за пятьдесят "деревянных" купил у цыганки
бутылку. Распили ее на троих из железной кружки, пропитанной ароматами
одеколона, в полупустом в виду позднего часа автобусе. Закусив мутное пойло
горстью семечек Леонид, оглядевшись, стал тыкать пальцем в окно и, плюясь
шелухой, объявил, что, как истинный патриот не может не выпить на святом для
каждого славянина месте. В наступающих сумерках Корсаков узнал мемориал на
Поклонной горе.
Несмотря на поздний час перед комплексом еще бродили туристы,
порывистый ветер гонял по площади пластиковые стаканчики и обертки от
бутербродов. Фонтаны еще не работали, но Корсаков решил, что это к лучшему -
Леня мог заставить всех купаться.
Следующую бутылку купили в палатке и выпили ее на троих возле Змея,
порубанного на порции Святым Георгием. Корсаков, первым принявший дозу,
долго дышал открытым ртом под участливым взглядом Шестоперова.