"Геннадий Николаев. Белый камень Эрдени" - читать интересную книгу автора

напоминавший гудение проводов, но более многозвучный и объемный. Попал он
к нам на пленку случайно - ночью, засыпая, мы забыли выключить магнитофон.
Еще там, в долине, за Икатским хребтом, где мы тогда стояли, эта запись
вызвала у меня жуткое ощущение: будто я сижу в клетке, а кто-то,
невидимый, дразнит меня, стараясь, чтобы я зарычал и заметался от ярости.
Еще тогда я хотел стереть ее ко всем чертям, но Ирина горячо
воспротивилась, сказав, что этот звук что-то пробуждает в ней - то ли
мысли, то ли чувства. Во мне же, кроме зубовной ломоты да этой странной
злости, он ничего не вызывал.
На гостей запись тоже произвела действие: они притихли, насупились,
перестали пить и есть и вскоре торопливо, один за другим, разошлись по
домам. Лишь мой добрый друг и сотрудник Янис Клаускис, командированный из
Риги, да подружка его, Зоя, медсестра из поликлиники, где работает Ирина,
задержались дольше других. Янис неподвижно сидел за столом, как манекен,
вытянув тонкую шею и заглядывая в блюдо со сладкими пирожками. Зоя в
прихожей, уже одетая, ждала своего кавалера, но Янис не замечал, что
остался один и что его ждут. Я потряс его за плечи - он вздрогнул, бледное
лицо перекосилось, словно он схватился за фазу двести двадцать вольт:
увидев меня, он отпрянул и вместе со стулом повалился навзничь. Я протянул
к нему руки, намереваясь помочь ему подняться, - он отпрыгнул еще дальше
и, вдруг опомнившись, глухо рассмеялся. Бледный и потный, он сел на тахту.
- Ты что, Янис? - прошептал я. - Что с тобой?
Он помахал расслабленной рукой и прижал палец к губам:
- Тс-с... Молчок, а то Зоя начнет лечить. - Он хихикнул и поманил меня:
- Послушай, Витя, где ты записал это?
Большие серые глаза его прыгали с предмета на предмет и не могли
остановиться. Я протянул ему пирожок с повидлом и взял себе, потому что у
меня принцип: разволновался - чего-нибудь съешь. Я съел пять пирожков,
пока Янис мусолил один. Я думал, что он забыл про звук, но Янис, проглотив
последний кусочек, снова спросил:
- Послушай, Витя, где ты записал этот звук?
Звук был записан на стоянке в высокогорной долине северных отрогов
Икатского хребта, тянущегося вдоль восточного побережья Байкала. Ирина,
сразу загоревшаяся идеей новых турпоходов, принесла нашу исчерканную
десятикилометровку, я показал примерно место, где мы тогда стояли. Янис
долго всматривался в густо-коричневые пятнышки, из которых слагался
хребет, в синие извилистые линии рек и светлые полоски долин. Мне
казалось, что он уснул и спит себе с открытыми глазами, а мы, как чудаки,
стоим вокруг и, стараясь перекричать друг друга, доказываем на все лады,
как там было плохо (это я) и как там было великолепно (Ирина). Но вот он
отложил карту и сказал, кивнув на магнитофон:
- Заверните, возьму до завтра.
Не знаю почему, но мне очень хотелось, чтобы он взял эту пленку, Ирина
же вдруг заупрямилась, стала говорить, что пленка уникальная, что отдавать
ее преступление - только переписать. Мне показалось, что и она, и я, и
бедняга Клаускис, и застенчивая Зоя - все в ту ночь были малость не в
себе. Обычно я не тороплюсь высказывать свое мнение - будь то хоть самый
большой начальник или даже жена, - я считаю, что так легче оставаться
принципиальным, но на этот раз словно какой-то бес вселился в меня: я
молча взял магнитофон, завернул его в новый яркий плед и подал Янису.