"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

Я пошел в большую комнату, сел в кресло, включил торшер. Напротив,
освещенное светом лампы, выступило из рамы прекрасное лицо.
- Ну и что? - я спросил то ли неведомую красавицу, изображенную на
полотне, то ли свою первую жену, давно умершую, - Что теперь делать мне?
Главное - что с сыном будет? Вот, наконец, родился у меня сын. Павлик. А
теперь что?
Такое у меня тогда было чувство, я точно помню. Чувство утраты. Нет,
не о Зине я думал. Жену я однажды уже потерял. А вот сына - впервые. Так,
перебирая в памяти все, что случилось недавно и когда-то, провел я ночь в
кресле, и женщина все смотрела на меня, будто знала какую-то тайну.
А ведь она и вправду знала: когда же были спрятаны в раме портрета
дорогие старинные перстни, кольца и монеты - они тоже оказались в одном из
свертков? Надо думать - с самого начала, когда Зина только ещё поселилась в
моем доме, или недавно, когда она вернулась?
Мысли мои трусливо шарахнулись от обоих предположений. Унизительно
это, когда человек, которому ты веришь, устраивает свои дела за твоей
спиной. Пусть Коньков разбирается, Коньков-Дойл, я ещё в школе придумал
такое прозвище, оно ему, дураку, и поныне льстит.
...Кстати, на следующий день после того моего памятного возвращения из
командировки мы с ним и повстречались - впервые после школы. А было вот
как. Я все же тогда к утру надумал пойти в милицию. Ради Павлика. Ведь я
имею права на сына. Пусть суд будет. Зину же искать, тем более возвращать я
не собирался: уж больно заели слова "давно люблю". Той ночью припомнилось
пророчество одной давней приятельницы: мол, рано или поздно почувствуешь
ты, я то есть, что послужил для молодой жены всего лишь прибежищем, тихой
пристанью после каких-то житейских бурь. Что-то такое прочитала она на
светлом безмятежном лице моей невесты. А я-то уверен был, что это просто
ревность в ней гадает. Прямо тогда же, ночью чуть было не позвонил ей: а
знаешь, ты как в воду смотрела. А вернее, хотелось с кем-то близким
поговорить, пусть хоть и злорадство в голосе услышать - да ведь поделом. Но
нельзя было - дома у моей подруги муж, так что не стал я нарушать мирный
семейный сон.
Рано утром отправился в милицию, в то самое отделение, где незадолго
до описываемых событий прописывал молодую жену на свою жилплощадь...
Почему-то у нас суды и милиция ютятся в черт знает каких хибарах. И
тут - домик, уцелевший от сноса посреди просторного двора, окаймленного
новенькими небоскребами, приткнувшийся к гаражам, рядом с детской
площадкой. Внутри всякий уют напрочь истреблен: темно-зеленые с коричневым
стены, скамейки садовые, давно не крашеные. Какие-то люди в штатском, не
разберешь, кто сотрудник, а кто посетитель. Один в форме попался, я к нему:
можно мне к начальнику? Он на бегу рукой махнул: начальник в отпуске, а зам
вон там. Дверь, на которую от махнул, стояла полуоткрытая, я и зашел
тихонько. И застал такую картину. За столом человек в форме, звания я не
разобрал. Лицо толстое, красное, сердитое. А перед ним, ко мне спиной -
штатский. Разговор, точнее - монолог звучал чисто по-мужски, не для
посторонних. Тот, к кому он был обращен, видимо, проявил какую-то
неуместную инициативу, навлек на коллектив вельможное неудовольствие, и
теперь ему объясняли, кто он со своей инициативой и куда ему с ней пойти, и
ещё раз кто он (посильнее) и как с ним будет поступлено в ближайшем
будущем: с волчьим билетом пошел бы, тра-та-та, скажи спасибо, что в отделе