"Андрей Николаенко. Измерение кинетического червя" - читать интересную книгу автора

что Петя не мог найти им объяснение, хотя почти физически мог их
представить. Больше всего это походило на то, как если бы кто-то бегал и
волочил за собой швабру без тряпки, или забирался на стул и спрыгивал с
него, снова забирался и снова спрыгивал... Петю постоянно подмывало пойти и
проверить, в самом ли деле это так, и только явная бессмысленность подобных
действий останавливала его. Логически он понимал, что этого не может быть,
что в доме живут обычные люди, и относился к проявлениям их
жизнедеятельности с усталым, обреченным безразличием.
Шум не прекращался не только внутри дома, но и снаружи. То, что дети,
выбегая на улицу, тут же сводят судорогой истошного крика свои маленькие
тельца, было понятным. Непонятным было другое - автомобильная сигнализация.
Петя никогда не видел в реальности, чтобы на улице стояла брошенная машина с
работающей сиреной. Но будучи дома, он с убивающей регулярностью слышал эти
звуки, источником которых являлась схема из китайской игрушки полукустарного
производства, присоединенная к мощному усилителю. Сигнализация выдавала
поочередно несколько типов звуков - завывания на разные лады, покрывающие
весь спектр служб с 01 по 03, прерывистые басовитые гудки и еще какие-то
чирикающие спецэффекты, имитирующие выстрелы из какого-нибудь космического
бластера. Петя терялся в догадках, кому нужно включать сигнализацию,
выключать и снова включать. Однако же он вполне логично рассуждал, что всему
этому есть объяснение. Окружающие его люди в большинстве своем были наглыми
сволочами. Они мусорили, плевали, били бутылки, пачкали подъезды, портили
лифты и делали другим плохо с такой животной непринужденностью, что при
определенных обстоятельствах ими можно было даже завороженно любоваться. Тем
не менее в любом их действии присутствовало сугубо практичное, сволочное
зерно, и прыгать со стула или щелкать впустую сигнализацией они никак не
могли. От этого к Пете иногда приходило пугающее чувство собственной
неполноценности ввиду неспособности понять вещи, постоянно происходящие
вокруг и потому совершенно обычные.
Петя был программистом. Может быть, это отчасти оправдывало его
состояние. Он привык подвергать анализу любое явление жизни, и если это
сделать не удавалось, в нем заседало скрытое и упрямое беспокойство. Оно
часто приходило к нему ночью, когда он бродил во сне по колено в мутной жиже
среди серых бетонных стен с подтеками ржавчины, сжимая в усталых руках
исцарапанный дробовик. Оно вбуравливалось в мозг электродрелью, выросшей до
размеров отбойного молотка, барабанные перепонки лопались, а рот
растягивался в бессмысленно-злобной гримасе напряжения, обнажая стиснутые
окровавленные зубы, и Петя просыпался в диком страхе. Но ощущение
беспокойства не проходило, оно лишь медленно затухало до следующего сна,
чтобы повториться с пугающей неизменностью.
В будние дни Петя с трудом просыпался и шел на работу. Проделывая
пешком один и тот же путь к станции метро, он всегда проходил по узкому
перешейку асфальта среди непросыхающих грязных луж, вплотную к шершавой
серой стене соседнего дома, и почти всякий раз он видел Ряху, высунувшуюся
из окна на первом этаже. Едва умещающаяся в узкой створке, жирная
одутловатая морда с мешками под глазами, бессмысленно и тупо уставившимися
на весь мир и на проходящего Петю как часть мира, и рядом с ней два толстых
коротких пальца, сжимающие дымящийся бычок. Больше ничего видно не было.
Пете становилось неуютно от рационализма тупой простоты, которым была
исполнена Ряха. Хотелось отойти подальше, но мешала грязь и нездоровое