"Сергей Никитин. Падучая звезда (Повесть) " - читать интересную книгу автора

же вскакивает, точно подброшенный тугой пружиной.
- Пора?
Все готово еще с вечера. Переговариваясь шепотом, они быстро одеваются,
выпивают по стакану молока с хлебом и выходят за ворота.
Очарователен и странен город в предутренней тишине. Где-то звучно
щелкают по мостовой каблуки одинокого прохожего; сама по себе, без ветра,
вдруг прошелестит листва тополей; протрусит, опустив голову, не глядя по
сторонам, собака, и оттого, что у нее есть какая-то своя, непонятная, не
зримая людям жизнь, леденящий холодок мистического страха на миг обожжет с
головы до пят, точно это и не собака вовсе, а оборотень. Митя старается
держаться поближе к дяде. Они спускаются по крутым окраинным улицам к реке,
которая вся - с берегами, плотомойками, реденьким ивняком, лодочными
причалами - укрыта, как мокрой ватой, густым туманом.
- Oп! - негромко кричит дядя в этот туман.
И через минуту из него неуклюже вылезает огромная фигура, неся с собой
крепкий запах махорки, пропотевшей одежды, рыбы. Мите удается разглядеть
заросшее щетиной лицо с крупным носом, глубоко ушедшие под лоб глаза и
дальше, до самой земли, только широченный тулуп с длинными болтающимися
рукавами.
- У-у-у, - радушно гудит фигура, приглядываясь к дяде. - Не отбило
тебе, Егорыч, охотку впустую-то шляться? Я бросил. И фузею свою зятю
продал... Нет той охоты, милок, а этой и не надо, напрасное дело.
Митя преисполнен важности оттого, что дядю знают все охотники, знает
этот лодочный сторож, и ему хочется как-то особенно подчеркнуть свою
близость к дяде и ко всему дядиному.
- Лай! - негромко, но строго зовет он и берет за ошейник Лая, который
весь мелко дрожит от возбуждения.
Дядя и сторож исчезают в тумане; отчетливо слышны на воде их голоса,
гремит лодочная цепь, стучат уключины.
Наконец все готово. Митя садится на корму, привычно прыгает в лодку
Лай, и дядя начинает легко, без толчков, отгребать от берега.
- Напрасное дело, - еще раз со вздохом напутствует их сторож.
На воде тихо. Но если прислушаться повнимательнее, тишина, полная
мелких шорохов, бормотанья, бульканья, всплесков - невнятных звуков реки,
звуков ее жизни и ее движения. Куда и долго ли плыть в этом розовом от
восходящего солнца тумане? Но дядя уверенно направляет лодку по реке, по
старицам и протокам, пока из тумана вдруг не выступают очертания изб,
плетней и сараев. Это деревня, где живет тот самый Василий Васильевич,
который похож на Николу-угодника. Должно быть, какое счастье - жить здесь, в
этой заречной деревне! Пока дядя привязывает лодку к врытому в берег бревну,
Митя вслушивается в далекое мычание коров, в щелканье пастушьего кнута и
воображает себя взрослым, живущим в такой же точно деревне. Лодка, ружье,
собака - больше ничего не нужно ему в жизни; он встает каждый день на
рассвете, кладет в сумку хлеб, лук, соль и, свистнув собаку, уходит в болота
и поймы бить дичь... А туман между тем поднимается выше. Сквозь него неясно
видно большое желтое солнце; блестят мокрые крыши в деревне, и весь изволок,
сбегающий к ней от горизонта, словно золотом, залит поспевшей рожью.
- Слышишь? Это коростель, - говорит дядя.
- Коростель? - трепетно повторяет Митя, прислушиваясь к сухому скрипу в
прибрежных кустах.