"Наталия Никитайская. Солнце по утрам" - читать интересную книгу автора

окончательно, решить, что ни ты, ни я не были властны в выборе, что у нас
была только фикция выбора. Или еще, что окончательное мое решение было
принято под твоим влиянием, а ты, в свою очередь, отталкивался только от
рационального, которое тебе подсказывало, что в таком ответственном деле,
как контакт с иной цивилизацией, я буду обузой. Но ведь не так же это, не
так!
А собственно, зачем тебе было лететь? Не думаю, чтобы ты очень
надеялся принести своей жертвой какую-то пользу себе и людям, но твое
"пощупать" как будто вновь прозвучало в моих ушах. Ты надеялся со ступеньки
подопытного перешагнуть на ступеньку изучающего, открывающего, чтобы затем,
может быть, сравняться с "этими", если это возможно. Но и невозможность
чего-то тоже надо доказывать. И ты не успокоишься, пока не докажешь.
Я плакала, ночами совсем не спала, днем разговаривала с людьми,
терпела уколы, рентгены, принимала таблетки, волновалась из-за Юрки. И
вспоминала, вспоминала...
Нечего было даже думать сравняться с тобой в тяге к неизвестному. Но
не слишком ли легко я отказалась от борьбы? Испугалась за Юрку, за себя!
Да, может, этим куриным поступком я лишила сына самого блистательного
будущего, какое только возможно. Но у тебя-то я не украла его! Хоть перед
тобой-то совесть моя чиста. Ах, Женя, Женя! Как же я теперь без тебя?!
Как?..
Самый длинный разговор был у меня с соседкой. Она рассказала мне, как
испугалась ночью, обнаружив у Юрки бред-он все про одеяло какое-то говорил.
Пришла неотложная. Мальчика отправили в больницу. Остаток ночи соседка
провела в ожидании меня. А меня не было, и она кинулась звонить мне на
работу. Там тоже удивлялись моему отсутствию. Марья разыскала в справочнике
твой адрес и телефон. Звонила, никто не отвечал. И тогда они встретились с
соседкой и поехали прямо к тебе. Тут все и объяснилось. Соседка
рассказывала, и плакала, и сокрушалась над моей горькой судьбой. И я тоже
заплакала и попыталась объяснить ей, что же произошло на самом деле. Тут
соседка плакать перестала и посмотрела на меня, как смотрят на сумасшедших.
Я прикусила язык. И с тех пор никого не посвящала в свое горе. Теперь для
тех, кто знает меня, я человек, перенесший ужасную трагедию - так ведь и
есть! И никто не знает, что в этой жизни, кроме Юры, меня еще поддерживает
чувство, что в решительный момент я сумела тебе помочь.
Я уже знала, какие темы в науке ты считаешь запретными: опыты на
человеке, его психике и чувствах. Ты говорил, что для изучения того и
другого без экспериментов трудно обойтись, но происходящие при этом в
человеке процессы трудноуправляемы и могут быть необратимыми.
Ты боялся за меня, за Юрку, за нашу любовь. Этот страх постоянно
сковывал бы тебя. И если ты решился вернуться с нами, то лишь потому, что
тебе показалось, что процесс утрат во мне уже начался. И ты был не так уж
не прав: я ведь действительно себя теряла. Но нашла ли я себя?
Боль постепенно притуплялась. Я уже могу не плакать, вспоминая тебя.
Меня тянет к воспоминаниям - вот и пишу поэтому. Внешне у меня все даже
неплохо. Сын радует. Он ничего не помнит о похищении, но учителя поражаются
его успехам,- уж не сохранились ли в нем уроки твои и "этих"?
Да, еще! Недавно в одном журнале была напечатана статья-некролог о
том, что ученый мир понес три невосполнимые утраты: ты погиб, Семенов -
известный физик, я видела его у тебя несколько раз - пропал без вести в