"Наталия Никитайская. Солнце по утрам" - читать интересную книгу автора

и решение проблемы с питанием человечества.
- А ты понял, как "они" это делают?
- Если бы! Мне не хватает какой-то главной исходной: мысли ли, знания
ли, представления ли о мире, измерения - ну, я не знаю чего!
- И хочется узнать?
- Спрашиваешь! Но то, что ты сказала, тоже интересно. На первый
взгляд, это означает то, что Юра сформулировал: игрушки в большой коробке.
А я бы представил себе пробирки с живыми клетками в герметизированной
камере: все для поддержания жизни и пока ничего, что вредно воздействует на
эту жизнь.
- Пока?
Я не заметила, как беседа прикоснулась к беспокойному, раздражающему.
Но так или иначе это случилось.
И снова я ощутила твою нервозность. Да, мы были один на один с кем-то,
кто не хотел открывать себя, но высокую степень развития скрыть трудно, вот
она и сказывалась в мелочах: питание, микроклимат. И мелочи эти вырастали
для нас в панацею от многих человеческих бед. Загрязнение атмосферы, голод,
угрожающий еще многим людям.
А ведь этого можно было бы избежа-ть, знай мы "их" секреты, "их"
систему. Но так уж получилось, что понять что-нибудь мог сейчас только ты.
На меня надежда плоха, а Юра слишком мал. Впервые за всю мою сознательную
жизнь я сожалела о том, что такая обыкновенная. Там, на Земле, у меня было
свое место в общественной, в личной жизни. У тебя были соратники,
друзья-ученые-была среда, помогающая тебе, подталкивающая тебя. А я,-там с
меня было достаточно просто любить.
Какая же злость разбирала меня: эмоциональная дура, без минимального
запаса нужных тебе знаний! Ну, хорошо. Ну, не мы исследуем, а нас... Но на
нашем, пусть и низком по отношению к "этим", уровне мы же можем хотя бы
попытаться изучить то, что приоткрывается. И все это на тебя одного! Да еще
обучение меня. Да еще Юрка: ты для него и школьный учитель, и товарищ по
играм, и отец... И опять я. Ах, Матвеич, Матвеич!.. Ну почему бы ему не
быть нормальным человеком, без патологических отклонений? Впрочем, не в нем
соль. Интимную сторону человеческой жизни ты всегда считал чем-то
священным, не допускающим ни посторонних ушей - ты даже анекдотов на эту
тему не выносил! - ни тем более глаз. Скромный ты мой человек! Ты любил
меня. Возможно, ты с каждым днем все больше меня желал. Но умер бы раньше,
чем позволил своему желанию вырваться наружу. Я даже думаю, что ты гасил в
себе сексуальное воображение, предполагая, как и я, впрочем, что "им"
доступно и наше воображение.
Мы не сомневались в истинности происходящего. Смешно было бы думать,
что кто-то из твоих талантливых друзей "отмочил" с нами эту шутку. Жестокая
была бы шуточка, да и не по силам людям. Но кем бы ни были наши похитители,
а на нас их незримое присутствие действовало не лучшим образом.
Ты стал таким нетерпимым. Ты придирался к мелочам.
Ни с того ни с сего грубил. Я, естественно, расстраивалась.
- Женя! Посиди со мной. Последнее время мы так редко видимся.
- По-моему, чаще мы еще никогда не виделись.
- Да, по земным меркам...
- Оля! Давай договоримся: отношения не выяснять.
- А я и не хочу выяснять их, просто хочу знать, куда делась