"Николай Никандров. Рынок любви (1.07.06]" - читать интересную книгу автора

свою отдал. Можно, можно, можно? А то у меня руки замерзли, засунуть руку
под шубку, по греться... Кроме тех денег, я смогу еще вам выдавать немного
монпансье, мануфактуры, подошвенной кожи...
Через четверть часа они приехали. Он позвонил к себе, съежился и
тихонько сказал:
- Сперва я войду один, а вы постойте тут. Потом я погашу свет, выйду и
проведу вас за руку в темноте.
- Это зачем?
- Так надо. Чтобы хозяева квартиры не заметили. Все-таки, знаете,
неловко.
И потом, в комнате, он беспрестанно напоминал ей, указывая пальцем на
стену:
- Тише! Говорите шепотом! Не кашляйте! Не шлепайте по полу босыми
ногами! А то они могут что-нибудь подумать!
Когда гостья, ее звали Валентиной Константиновной, сняла с себя боа,
шляпу, пальто, перчатки и села в ярко освещен ной комнате в мягкое кресло,
Шурыгин наконец мог разглядеть ее всю, ее лицо, прическу, наряд. И ему
почему-то резче всего бросилась в глаза ее костлявая, сухая, плоская, как
доска, грудь, почти целиком проглядывающая сквозь черную кружевную блуз ку
без рукавов с глубоким старомодным декольте. Он даже смутился от такого
открытия. Затем его не меньше поразили в ней слишком редкие черные волосы,
сквозь которые светилась белая, как мел, кожа головы. Но зато страшная
худоба лица странно скрашивалась и даже приобретала какую-то особенную
соблазнительность благодаря красивым, совсем не старым, темным, испуганно
пылающим глазам.
Валентина Константиновна сразу поняла и первый его мужской взгляд на ее
тело и последовавшее затем его мужское смущение.
Она густо покраснела, посмотрела через подбородок на свою доскообразную
грудь, понатужилась и выпятила ее, сколь ко могла, и сказала:
- Конечно, я сейчас стала неинтересна... Изголодалась, исхудала... А
еще в прошлом году я была ничего, когда муж посылал мне через американцев
посылки... Вот тогда бы нам с вами встретиться! А если бы вы видели, какая я
была в первый год после того, как муж уехал за границу! Тогда у меня было
много поклонников, все больше из друзей мужа, и я могла бы недурно
устроиться. Но кто знал, что это так надолго затянется? Я все думала: вот
муж приедет, вот муж приедет. Глупая, тогда и надо было устраиваться, а
теперь на кого я похожа?
И она подняла, как ободранные крылья, свои заголенные костлявые,
большие, чересчур длинные руки и с сожалением, как на чужие, посмотрела на
них.
- Нет, - утешал ее Шурыгин и, на правах хозяина, без пиджака, в одном
жилете, хлопотал на подоконнике по хозяйству, грел на примусе чай,
раскупоривал вино, разворачивал из бумажек за куски... - Нет, вы и сейчас
еще можете нравиться, - провел он по ней издали вспыхнувшим взглядом. - В
вас что-то такое есть, в ваших глазах какой-то этакий зажигающий блеск. И
это хорошо. Сразу видно, что вы не будете рыбой в любви. Ведь правда?
- Да... Это правда... Если человек мне понравится, то он не пожалеет,
что сошелся со мной...
- Да? Даже и теперь? - спросил с нескрываемым удовольствием Шурыгин и,
нагнув вперед шею, направился к ней. - Это очень важно, очень важно!