"Фридрих Ницше. Антихрист. Проклятие христианству" - читать интересную книгу автора

странный и больной мир, в который вводят нас Евангелия, - мир как бы из
одного русского романа, где сходятся отбросы общества, нервное страдание и
"ребячество" идиота, - этот мир должен был при всех обстоятельствах сделать
тип более грубым: в особенности первые ученики, чтобы хоть что-нибудь
понять, переводили это бытие, расплывающееся в символическом и непонятном,
на язык собственной грубости, - для них тип существовал только после того,
как он отлился в более знакомые формы... Пророк, Мессия, будущий судья,
учитель морали, чудотворец, Иоанн Креститель, - вот сколько было
обстоятельств, чтобы извратить тип... Наконец, не будем низко оценивать
proprium* всякого великого почитания, в особенности сектантского почитания:
оно сглаживает оригинальные, часто мучительно-чуждые, черты и идиосинкразии
в почитаемом существе - оно даже их не видит. Можно было бы пожалеть, что
вблизи этого интереснейшего из decadents не жил какой-нибудь Достоевский, т.
е. кто-либо, кто сумел бы почувствовать захватывающее очарование подобного
смешения возвышенного, больного и детского. Еще одна точка зрения: тип мог
бы, как тип decadence, фактически совмещать в себе многое и противоречивое:
такая возможность не исключается вполне. Однако все говорит против этого
именно: предание должно было бы в этом случае быть вполне верным и
объективным - а все заставляет предполагать противоположное. Обнаруживается
зияющее противоречие между проповедником на горах, море и лугах, появление
которого так же приятно поражает, как появление Будды, хотя не на индийской
почве, и тем фанатиком нападения, смертельным врагом теологов и жрецов,
которого злость Ренана прославила как "le grand maitre en ironie"*. Я сам не
сомневаюсь в том, что обильная мера желчи (и даже esprit*) перелилась в тип
учителя из возбужденного состояния христианской пропаганды: достаточно
известна беззастенчивость всех сектантов, которые стряпают себе апологию из
своего учителя. Когда первой общине понадобился судящий, сварливый,
гневающийся, злостный, хитрый теолог против теолога, она создала себе по
своим потребностям своего "Бога": без колебания она вложила в его уста те
вполне не евангельские понятия, без которых она не могла обойтись, каковы:
"будущее Пришествие", "Страшный суд", всякий род ожидания и обещания.

32

Еще раз говорю, что я против того, чтобы в тип Спасителя вносить
фанатизм: слово imperieux*, которое употребил Ренан, одно уничтожает тип.
"Благовестие" и есть именно благая весть о том, что уже не существует более
противоречий; Царство Небесное принадлежит детям; вера, которая здесь
заявляет о себе, не приобретается завоеванием; она тут, она означает
возвращение к детству в области психического. Подобные случаи замедленной
зрелости и недоразвитого организма, как следствия дегенерации, известны по
крайней мере физиологам. - Такая вера не гневается, не порицает, не
обороняет себя: она не приносит "меч", она не предчувствует, насколько она
может сделаться началом разъединяющим. Она не нуждается в доказательствах ни
чудом, ни наградой и обещанием, ни "даже писанием": она сама всякое
мгновение есть свое чудо, своя награда, свое доказательство, свое "Царство
Божье". Эта вера даже не формулирует себя - она живет, она отвращается от
формул. Конечно, случайность среды, языка, образования определяет круг
понятий: первое христианство владеет только иудейско-семитическими понятиями
(сюда относится еда и питье при причастьи, которыми так злоупотребляет