"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

оторвали правую ногу.
- 14, 13, 12, 11...
Выстрел! Трясущийся в руке от прогрессирующего экстаза револьвер
только кончиком пули задел голову офицера. Адова кухня бешено кормила
сбившееся в кучу у ее котла зверье.
- 10, 9, 8, 7...
Выстрел! У тела воина грызли друг друга нелюди мира сего.
- 6,5,4,3,2,1,0...
Выстрел шестой... Самое неподвластное никому из смертных описание -
последний, тускнеющий, истинный взгляд отделенной главы.
- 3, 2, 1...
...Сокрыто навеки, как осознает миг надвинувшегося сыновнего конца
каждая мать, носившая его под сердцем.
Соседка безотрывно, чуть трясущимися ладонями, будто машинально,
часто-часто не то гладила, не то растирала стремительно холодевшие руки
Антонины. Что-то необъяснимое происходило с лицом ее подруги. В измененных
глазах брезжило непривычное немирское принятие неизбежного. Соседка,
задохнувшись, осела. На нее смотрели глаза человека, ушедшего от земной
никчемности.
- 0... Ноль...
Антонина седела на глазах...
Самое непостижимое было в том, что деревня признала: Антонина не была
глупа. Какое-то время спустя бабы из округи стали забегать к ней пореветь,
как в лечебницу. Мать только молчала и улыбалась. У нее Валя всегда был
дома, вот тут, рядом. И бабы уходили полегчавшими душой, порой уразумев, как
поступить то ли со своим непутевым мужиком, то ли как помириться с
невесткой. А однажды в полночь подъехала богатая машина, вышла
представительная женщина с солидным мужчиной.
- Это, по-моему, здесь,- приехавшая, известная в области коммерсантка,
больше часа сильно плакала, уткнувшись матушке в колени. Та тихо, с улыбкой
гладила ее и все просила:
- А ты не серчай на них, не серчай... Лучше приходи ко мне и посерчай
на меня, а Валюшка мой очень добрый - он все простит.

"Эх, война, война, дурная тетка, стерва она..."

Весной 88-го многоканальный и многоэмоциональный поиск "Среза" (для
чего было сделано решительно все) завершился логичной для того часа,
престранной (при воспоминаниях по сей день) изнурительной, попойкой "во
славу правды". Узкий круг кровно заинтересованных лиц замер в ожидании
истины. Когда в ночные часы Рамадана за застольный плов сел весь мужской
Афганистан, восьмым стаканом "Московской" был окончательно развязан язык
вычисленному свидетелю "рулетки" - ХАДовцу. Утром он, очнувшись, воя у ног
офицеров, кусал предатель-язык.
- Во имя Аллаха! Милосердного... Не губите... Не выдайте! Сейчас не
выдайте. Уйдете - там говорить будете...
Офицеры молчали. ХАДовец, закатив глаза, утрамбовывая лбом пол,
довывал:
- Иначе мне и моим детям надо готовить кафан... Мулла прикажет убить.
Русские слово сдержали. Сегодня уже 2001-й год. А ХАДовец... был люто