"Фридрих Незнанский. По агентурным данным ("МАРШ ТУРЕЦКОГО") " - читать интересную книгу автора

Еро-хина хороша, если у нее и подруги такие же. Он колебался, и борьба
чувств отчетливо отражалась на бесхитростном лице.
"Какой эпизод бы получился, - думал, глядя на них, Олег. - Даже целый
сюжет! Она, красивая, здоровая, а муж - калека, но гордый, очень
самолюбивый. И этот ротный, с такой фактурой, что хоть сейчас прямо в кадр.
Как сложится их жизнь? Что будет дальше? Однорукий герой станет
председателем колхоза, к примеру. Поднимет село, нарожает детей. Это было бы
слишком просто, однозначно, что ли... Или нет, не так. Он сопьется,
обиженный на судьбу: на войне он был героем, а что теперь, без руки? Он
будет ревновать ее к каждому столбу, будет устраивать безобразные сцены,
подозревая невесть в чем, не веря в ее любовь, а она будет любить, прощать,
прощать, прощать... Фронтового друга приедет навестить бывший ротный, к тому
времени уже полковник. И он влюбится в жену друга. Как в такую красавицу не
влюбиться? И что мне тогда с ними делать?." - вздохнул про себя Олег.
Хижняк слегка толкнул его локтем:
- Иваныч, может, хватит грезить? Эйзенштейн ты наш! Смотри, и Чижа мне
портишь. Тоже застыл, как зачарованный.
- Нет, у него своя тема, - рассмеялся Олег, и они двинулись к своему
составу.
Откуда-то впереди них раздался зычный бас:
- Игнатьев! Ты что ли? Валерка! Иди сюда!
Было слышно, как капитан радостно и торопливо проговорил:
- Нет, спасибо, Ерохин, в другой раз! Вон, друг зовет. Училище вместе
кончали. Ну, бывай Ерохин! И вам, гражданочка, всего наилучшего!
И он почти побежал, довольно бесцеремонно растолкав троих мужчин в
полувоенной одежде, с вещмешками и какими-то брезентовыми свертками.
- Эй, поосторожнее, пехота! - негромко, но с явной угрозой в голосе
осадил его один из троицы, мускулистый, среднего роста, лет тридцати, с
правильными, но слишком резкими чертами смуглого лица, на котором выделялись
светло-серые глаза.
Лицо это можно было бы назвать красивым, если бы не полное отсутствие
каких-либо эмоций. И эта абсолютная бесстрастность вызывала ощущение
беспокойства или даже страха. Впрочем, капитан был не из пугливых.
- Что? - взвился он.
- Ладно, капитан, иди своей дорогой. Не нарывайся, понял? - вступил в
разговор другой - довольно высокий, с интеллигентным лицом и трехдневной
щетиной на впалых щеках.
- Что-о?! Кто такие? Почему не бриты? - взревел капитан. Он был еще
очень молод и обидчив. И тайно страдал оттого, что не довелось стать ни
летчиком, ни, скажем, моряком. И то, что пехотные войска вынесли на себе
основную тяжесть боев и понесли основные потери, и то, что сам он был
отличным командиром и дошел со своей ротой до Берлина, не всегда утешало
капитана. В данный момент совершенно не утешало.
- Как разговариваете? Документы! - еще больше взвился он, оглядывая
невнятную форму, в которую были облачены трое нахалов, и, главное, нечто,
замотанное в брезентуху, нечто, в чем наметанный глаз тут же угадал
автоматическое оружие. - Я вас в комендатуру.
- Покажи ему, Чиж, - устало скомандовал сухопарый третьему, самому
молодому, почти мальчишке с широким разворотом плеч спортивной фигуры, с
пшенично белыми волосами, которые топорщились на макушке непослушным